– Как дела, Гельмут?
– Сам видишь – идут.
– И неужто ни одна еврейская собака тебя пока не порвала?
Гельмут, осмысливая услышанное, уставил на меня свои желтые свирепые буркалы. На ошейнике рядом с жетончиками прививок я заметил свастику. Он был малость глуповат. Я говорил негромко, спокойно, глядя прямо на него и так, чтобы ему были видны мои клыки. Через миг Гельмут обернулся к овчарке.
– Слыхал, Дегрель?… Арап сегодня решил пошутить.
– Но у него ни пса не получилось, – проворчал тот.
Второй доберман рвался с поводка, нагло лез на рожон. Был он тощий такой, нервный, с вытянутой, опасной мордой.
– Наверно, ищет, кто бы его поучил, – прогавкал он.
Я медленно развернулся в его сторону, открывая ему всю панораму, которую предъявляет пес, когда желает, чтобы его не трогали, – уши торчком, губы растянуты, клыки оскалены, взгляд пристальный, тело напряжено и хвост упруг.
– Ищу, – сказал я.
Доберман, наверно, уловил смысл моего высказывания, потому что закрыл пасть и перестал натягивать поводок. Гельмут насмешливо покосился на приятеля:
– Никогда ничего не начинай, если не уверен, что сумеешь докончить, Генрих. Особенно – если имеешь дело с Арапом.
– Ладно, еще повстречаемся, – пообещал Дегрель. – И без поводка.
Желтый взгляд Гельмута скользил по мне с любопытством.
– Это же не твой квартал… Может, чем помочь тебе?
Я посмотрел на него с сомнением. Эта коричневая зверюга опасней, когда любезничает, чем когда угрожает. Но, впрочем, я рассудил, что ничем не рискую, если отвечу.
– Я ищу Текилу и ее приспешников.
– А-а, мразотную сучку – подпольную торговку?
– Ее самую.
Гельмут переглянулся со своими спутниками.
– Редкая сволочь. Эти эмигранты наезжают к нам и ведут себя как дома. Шваль уголовная, все до единого… Подонки. И всем наплевать. Европа катится в задницу, и никому ни до чего нет дела.
– Нам есть! – возмущенно гавкнул Дегрель.
Гельмут кивнул так энергично, что закачалась висюлька-свастика на ошейнике.
– В критические моменты истории, – сказал он, – всегда находится отряд дисциплинированных псов, которые спасают западную цивилизацию.
Дегрель зааплодировал ушами:
– Аминь!
– Подобно нашим пращурам, служившим в Аушвице.
– Или в Дахау.
– Нет уже таких псов в наше время…
– Ни псов, ни сук.
– Честь им и слава.
Все трое вытянулись и вскинули правые передние лапы. Хватит с меня, подумал я и пошел своей дорогой вниз по улице.
· 3 ·
Бывают самочки опасны
Нелегко оказалось проникнуть в логово Текилы. К заброшенному гаражу, где обосновалась мексиканка, вел узенький проход, охраняемый двумя бегемотоподобными и страховидными пиренейскими мастифами – черным и белым.
– Передайте Текиле, что я хочу ее видеть.
– А ты что за хрен такой с горы?
– Делай что говорят.
Один из мастифов мордой подтолкнул меня к стене, расписанной граффити, а второй пошел докладывать. И вскоре меня пропустили. Текила возлежала в гараже на груде покрышек. Свет не видывал более уродливой твари. Совершенно голая, если не считать гривки между ушей – чистокровная ксолоитцкуинтли, которых разводят у них на родине как некую диковину: они все прямые потомки собачек, служивших древним ацтекам или еще каким-то тамошним племенам, а потому ценятся они очень высоко. Рассказывали, будто Текила сбежала из столицы, добралась пешком до Веракруса, а оттуда на контейнеровозе зайцем приплыла к нам в Испанию. Она была на редкость сообразительна и безжалостна, так что уже через год стала верховодить в этой части города. Стала боссом боссов. Настоящее ее имя – Лупе – забылось, она стала именоваться теперь Королевой Текилы, а группа «Северные Кабыздохи» сложила про нее песенку, где были такие слова:
Она взглянула на меня безо всякого интереса. С одного боку стоял охранник – метис боксера, тот самый, о котором, судя по светлым пятнам, и толковала Сюзи, а с другого – старый и очень тощий испанский борзой с вытянутой, как положено, мордой и смышлеными глазами, исполнявший обязанности секретаря, советника или еще кого-то в этом роде. В глубине гаража ошивалось еще полдесятка собак разных пород и мастей. И у всех был вид брошенных, с трудом выживших, всем обязанных Текиле, а потому – по первому ее слову готовых ринуться доставлять запрещенный товар, или мошенничать и плутовать, или просто рвать кого-нибудь в клочья. Общество тут собралось, прямо скажем, не очень симпатичное, тем более что встретили меня недобрыми взглядами.