Во втором купе уютного мягкого вагона вместе со мной, моей женой Верой Васильевной и дочуркой Ирочкой ехал мой друг - Борис Васильевич Кудрявцев с женой Александрой Михайловной. Несмотря на ожидавшую нас неизвестность, настроение у всех было приподнятое, радостное. Позади четыре нелегких года в закрытом учебном заведении, и вот наконец - свобода, манящая романтикой флотская служба.
Мы никогда не были на юге и впервые спустились южнее Москвы. Под однообразный шум колес за окном [10] мелькали незнакомые нам доселе города Тула, Орел, Курск, Харьков, Симферополь.
Мыс интересом разглядывали пробегающие мимо богатые украинские поля, белые мазанки, просторные степи и утопающие в живой еще зелени сады Крыма.
Время в пути пролетело быстро, мы не заметили, как подъехали к бывшей резиденции династии ханов Гиреев - Бахчисараю. Вот она - многострадальная земля, политая потом и кровью. В далекую старину здесь был невольничий базар, на котором турки и татары продавали захваченных ими русских и украинских пленниц. Позже, посетив Бахчисарай, я подробно обследовал ханский дворец, построенный в 1519 году Абдул-Сахал-Гиреем, полюбовался роскошными внутренними покоями с легкими, изящными галереями, садами и мраморными фонтанами, воспетыми Александром Сергеевичем Пушкиным.
После Бахчисарая мы проехали несколько тоннелей, и дорога, извиваясь, спустилась к Инкерману. Промелькнули остатки древней крепости, построенной в VI веке. В 1475 году ее, как и весь Крым, захватили турки и назвали ее на свой лад - Инкерман («ин» - пещера, «керман» - крепость).
Наконец наш поезд вырвался на живописный берег огромной Северной бухты. Во всем величии предстали перед нами корабли Черноморской эскадры: линейный корабль «Севастополь», легкие крейсера - «Красный Кавказ», «Красный Крым», «Червона Украина» и старейший крейсер Черноморского флота - «Коминтерн» (так назывался тогда знаменитый «Очаков», на котором лейтенант Шмидт поднял красный флаг в 1905 году).
На внешнем рейде и в Северной бухте поблескивали исполинские корпуса боевых кораблей эскадры. Между ними мелькали шедшие под парусами небольшие корабельные шлюпки, оставляя за собой еле заметный кильватерный след. Словно белые лепестки, скользили они по тихой глади бухты.
- Красотища-то какая, - тихо произнес Борис, облокотившись на окно вагона.
Справа, по ту сторону бухты, открылась северная сторона с серой пирамидой на вершине далекого холма. Это [11] памятник-часовня над братским кладбищем, где погребены свыше 125 тысяч защитников Севастополя, оборонявших его от англо-французских захватчиков в Крымскую войну 1854-1855 годов.
Не дав нам вдоволь налюбоваться Северной бухтой, поезд вновь нырнул в очередной тоннель и выскочил на берег возле еще более живописной Южной бухты. Вот наконец и железнодорожный вокзал. Десятки молодых лейтенантов, многие с семьями, высыпали из вагонов на перрон, откуда гурьбой двинулись на привокзальную площадь. На площади было шумно, из многочисленных палаток разносился мясной аромат шашлыков и чебуреков, всюду сновали крымские татары, назойливо предлагая всевозможные крымские сувениры. У нас оставалось время, чтобы осмотреться…
От вокзала город поднимался амфитеатром. На склоне гор лепились белые домишки Матросской слободы, в которой жили по большей части отставные моряки и рабочие морского завода. Вдали, на высокой горе, покрытой зеленью южных акаций и миндаля, высилось здание знаменитой Севастопольской панорамы, в котором помещалось грандиозное полотно, исполненное крупнейшим мастером-баталистом Ф.А. Рубо.
Маченький, неказистый, похожий на ослика трамвайчик медленно карабкался в гору - он шел в центр города, второй такой же трамвайчик бежал вдоль восточного берега Южной бухты - на корабельную сторону.
Вдоль восточного и западного берегов Южной бухты, у плавучих пирсов стояли подводные лодки, дальше высились светлые корпуса эскадренных миноносцев, сторожевых кораблей и тральщиков, а на противоположной стороне бухты в строительных лесах прятались корпуса достраивающихся и ремонтирующихся на Севастопольском морском заводе кораблей и судов. Мы с восхищением любовались городом славы нашей страны.
Вот он - героический Севастополь. Его имя в переводе с греческого языка означает - «город славы». И действительно, на протяжении всей своей истории, начиная с 1783 года (строительство Севастополя началось по инициативе А.В. Суворова), он дважды показал себя подлинным [12] городом славы: первый раз - в Крымскую, второй - в Великую Отечественную войну. На протяжении всей своей истории Севастополь рос как город и как главная база флота, поэтому слава Черноморского флота всегда была славой Севастополя.
Севастополю принадлежат яркие страницы истории первой русской революции. Здесь в июле 1905 года прогремел взрыв на броненосце «Потемкин», сделавший его первым кораблем революции. В историческом 1917 году, в годы Гражданской войны и иностранной интервенции Севастополь был оплотом советской власти в Крыму. За годы первых пятилеток Севастополь превратился в крупнейший город Крыма. Вместе с ним набирал силу и Черноморский флот. В севастопольские бухты все чаще и чаще стали входить новые боевые корабли…
Надо сказать, октябрьское крымское солнце в противоположность ленинградскому изрядно припекало, поэтому хотелось побыстрее определиться с расквартированием. Долго ждать не пришлось. Прогромыхав по перекинутому через железнодорожные пути мосту, поднимая неимоверную пыль, на площадь въехала грузовая машина. Из нее лихо выскочил пожилой главный старшина и громко обратился к нам:
- Товарищи лейтенанты! Кто из вас женатики? Прошу подойти!
Женатиков среди нас оказалось порядочно, но его это нисколько не смутило. Все семьи он быстро развез по частным квартирам, заранее подготовленным заботливым командованием бригад подводных лодок. Честно говоря, мы не ожидали такого внимательного и теплого приема.
Семью Кудрявцевых увезли в центр города, а нас с Валей Лозневым, товарищем по учебе, определили на Корабельную сторону. Корабельная сторона получила свое название от близлежащей Корабельной бухты. Над Корабелкой, как ее ласково называли севастопольцы, возвышался знаменитый Малахов курган. На склоне кургана среди зелени кустов и травы белел небольшой памятник французским и русским солдатам, павшим при штурме кургана в 1855 году. На нем высечены необычные слова на французском и русском языках: «Их объединила победа [13] и снова объединила смерть. Такова слава солдата, таков удел храбрецов».
Дом, к которому нас подвез главный старшина, был большой, старый и грязный. Он стоял в самом конце улицы на окраине Корабельной стороны, что при ближайшем знакомстве явилось его преимуществом. Его облезлые, побитые временем окна выходили на Северную бухту, свежее дыхание которой мы ощутили в первые же часы. Мебель в квартире, по сути дела, отсутствовала, если не считать нескольких железных, без матрацев, кроватей, трех небольших столиков (по одному в каждой комнате) и нескольких табуреток. Все комнаты были смежными. Затхлый запах с трудом выветривался из этой квартиры. Тем не менее мы были очень довольны и такой крышей над головой.
Обилие дорожных впечатлений и животворный морской воздух возымели свое действие, и мы быстро уснули.
На следующий день вновь прибывшие лейтенанты направились в штаб 2-й бригады подводных лодок, по пути зачарованно оглядывая Южную бухту.
Западная сторона… Здесь у бетонных пирсов величаво покачивались ветераны отечественного подводного флота: развалистые «Ленинцы» и сигарообразные «Декабристы». Южнее, около железнодорожного вокзала и холодильника, к утлому боллидеру примостились наши «малютки».
А на противоположной восточной стороне у плавучих пирсов были пришвартованы пузатые «щуки» и «агешки» (так назывались старые подводные лодки типа «АГ»). На них грузили баки аккумуляторных батарей, торпеды и другую боевую технику…