Сколько вообще километров от моего дома до церкви? Никогда не задумывался о таком. Когда под рукой любой транспорт на выбор, подобные вопросы не приходят на ум, скорее размышляешь категориями времени: сколько минут буду ехать, через сколько попаду на встречу и тому подобное, но точно не: сколько километров предстоит преодолеть. Забавно как легко самые обычные вещи могут стать странными.
Впервые за четыре дня я смог свободно вдохнуть аромат улицы. Не скажу, что мне понравилось, куда роднее озеро, на которое ходил с отцом, или хотя бы городской парк. Однако после маленькой палаты, душащей стенами, был рад и этому.
Идя по тротуару вдоль широкой дороги, разглядывал проплывающие мимо витрины магазинов. Когда-то они были показателем модности заведения, теперь же вся реклама перекочевала в допреал: нет денег на баннер в подсети — есть серьёзные проблемы с пиаром. Поэтому обносившиеся неоновые трубки уже давно не производили должного эффекта. На их фоне вставало утреннее солнце: время настоящей, ночной, жизни города закончилось, наступал новый день. Гудели машины, споря за место в очередной пробке. Люди постепенно выбирались из квартир, торопясь побыстрее попасть на работу. У них было так мало времени на то, чтобы просто жить: работа, пробки, дом. И так триста шестьдесят пять дней в году. Возможно, начальник и разрешит сходить в отпуск, хотя верилось в это с трудом. Деньги были важнее отдыха, да и кто захочет отказаться от подписки на любимый сервис в виртуале? Только такой псих, как я, у которого их вовсе нет.
Пребывая в размышлениях, незаметно для самого себя прошагал почти час. Завернув за угол жёлтого небоскрёба с кричащей мазнёй на стене «Сделайте скидку!» (это далеко не самая респектабельная часть города), я направился прямиком к своему микрорайону. Переступая лужи и уворачиваясь от прибывающих прохожих, добрался до середины квартала. Тогда-то меня и окликнули:
– Эй, п’рень, из психушки сбежал?!
Сердце мгновенно ушло в пятки: – «Кто мог окликнуть меня?»
Едва помня, что нужно дышать, я перебирал варианты, но в итоге предпочёл просто обернуться. Как выяснилось, слишком резко — шея сразу же протестующе заныла. Я постарался не обращать внимания, гораздо важнее был худощавый негр, сидящий на ступеньках крыльца ближайшего дома. Ну, то есть, конечно же, афроамериканец. Нужно соблюдать приличия. Мужик курил, выпуская дым из носа и рта одновременно. Густое облако поднималось, огибая сморщенное лицо и путаясь в густых бровях. Благо, далее была ровная гладь залысины, дым весело скользил по ней вверх, как взлетающий боинг. Тёмные глаза беззастенчиво изучали мой халат.
Снова затянувшись, афроамериканец чисто по-старчески прокряхтел и скинул с ног тапочки. Старые, как и сам владелец, они были почти выцветшие и сильно потёртые. Тем не менее, у моих ног лежали самые настоящие органические тапки. Что-то из пятидесятых: никаких силиконовых ободков или ещё более поздних карбонатов. Чистая органика – шерсть или, может быть, велюр.
– «С ума сойти! Где он их нарыл?» – сбитый с толку поступком незнакомца, я переводил взгляд с него на неожиданный подарок и обратно.
– Бери, пацан. Тебе гляжу, нужнее, – только и прохрипел старик, выпуская в воздух очередную порцию едкого дыма.
– «Да что ж за день такой? – в этот момент я понял, что между его сухих пальцев зажат не курительный концентратор[ii] или на худой конец вэйп. О нет, дед курил самую настоящую сигарету! – Он что из двадцатых сбежал? Ему сколько вообще? Лет сто?..»
– Простите, а откуда у вас сигарета?
Переведя взгляд с меня на курево, афроамериканец несколько секунд размышлял, забавно шамкая ртом, а потом разразился хриплым хохотом: – Что м’лой не видал, небось, таких, а? Курить с’час нече — одна дерьмо! Суют в глотку всё что ни поп’дя. Как по мне, так можно и сортирным освежит’лем брызнуть. Та же х’ня, что и концент’ры, – закончив гневную тираду, старик громко харкнул и сплюнул желтоватую слизь прямо на тротуар. Пробегающая мимо женщина отшатнулась в сторону и выпучила на него глаза:
– Что вы себе позволяете?! – воскликнула дамочка, тыча тонким пальчиком в грязное пятно.
– А чё? – осклабился старик, разглядывая молодую барышню. Его взор ловко замечал все оголённые участки её тела. А зацепиться было за что: женщина была одета в полупрозрачный жакет с оранжевым уплотнителем, едва прикрывающим самые пикантные места, словно крича о неудовлетворённости. Вот только это было не так, просто мода. Поймав недвусмысленный взгляд деда, на своих аппетитных формах девушка скривилась: