Уриды бормотали, что этого известия не стоит пугаться. Да, возможно, ратиды – жители тех немногих селений, что остались в отдаленных укрытых местах, прячась от алчных работорговцев с юга, – просто взяли моду постоянно скулить, словно побитые псы, и теперь вздрагивают при виде теней в небе…
Подобные слова могли бы омрачить лик Элада Тароса, но он лишь улыбнулся, оскалив зубы в беззвучном рыке.
– Все «дети»-работорговцы мертвы, – объявил он, испустив медленный долгий вздох. – Или вы не поверили даже этим слухам? Неужели мое имя здесь ничего не значит? Я Элад Тарос, воевода всех сунидов и ратидов, свободных и когда-то бывших рабами. Головы тысяч «детей»-работорговцев отмечают наш победный путь на родину, и каждая насажена на сунидское или ратидское копье. – Он помедлил, и его серые глаза презрительно блеснули. – Если потребуется, я найду нескольких воинов-фалидов для путешествия на север…
И на этом все закончилось. В конце концов, что мог бы сказать Элад Тарос ненавистным фалидам? «Уриды сбежали в свои хижины и не стали меня слушать…»? Даже для тех, кто ничего не понимал, выбора не оставалось, ибо каждым воином повелевала гордость.
Возможно, этот воевода-ратид и был молод, но уж абсолютно точно не глуп.
– Вечные снега сошли, – промолвил Карак Торд. – Что само по себе невозможно. – Взгляд его был полон тревоги, но смотрел он не на далекие горы, а на озеро. – Так что ответ на вопрос, куда они девались, получен. – Карак повернулся к Эладу. – А та затопленная долина? Она всегда была такой?
– Нет, Карак из племени уридов. Когда-то там текла река, чистая и холодная, омывая круглые камни, гальку и песок. В тех местах на отмелях собирали золото. А если переходить реку вброд, она была не глубже чем по пояс.
– Когда это было? – спросил Карак Торд.
– Во времена моего отца.
Послышался фыркающий смешок второй из присутствовавших здесь женщин.
– Может, покопаешься в памяти, воевода, и вспомнишь, в каком столетии он в последний раз бывал в этих краях?
– Мне незачем вспоминать, Тонит из племени уридов, ибо его нет в живых. Пойми, наш род с давних пор владел даром золотоискательства. Мы забирались в самые отдаленные и глубокие уголки гор, где не бывал больше никто из теблоров. Все золото, ходящее среди теблоров, найдено моей семьей. – Он пожал плечами. – Разумеется, я пошел по стопам предков, и мое обучение началось с ранних лет. Потом нагрянули работорговцы, и нас, тех, кому удалось сбежать, изгнали с юга. А когда мы наконец решили, что нам ничто не угрожает… на нас напали разбойники. Именно тогда и убили моего отца.
Вдова Далисса вновь взглянула на воеводу. Во рту у нее внезапно пересохло.
– Этими разбойниками, воевода, были уриды.
– Да, – бесстрастно проговорил он.
Карак Торд уставился на Элада, широко раскрыв глаза:
– Мои сородичи…
– Именно так, – кивнул Элад. – Узнать их имена было нетрудно, – в конце концов, разве уриды не воспевают и поныне Карсу Орлонга, Делюма Торда и Байрота Гилда? – Он пристально взглянул на Далиссу. – И ты, вдова, чье дитя было рождено от семени Байрота, – разве ты теперь не среди новых приверженцев Сломленного Бога?
– Ты слишком много знаешь об уридах, – ответила она, и от слов ее повеяло холодом стального клинка.
Элад пожал плечами, будто тема их разговора перестала его интересовать, и вновь перевел взгляд на замерзшее озеро.
– Похоже, все не так уж и плохо, – сказал он. – Перед нами не озеро, но залив. За горным хребтом Божий Шаг, где когда-то простиралась тундра, теперь лежит море, которое отгораживают от океана высокогорья на западе. – Элад внезапно замолчал, наклонив голову. – Что мне известно об этом континенте? Наверняка больше, чем любому из вас. Вам кажется, будто мы живем в маленьком мирке этих гор и долин, равнин на юге и моря за ними. Мал, однако, вовсе не мир, а знания теблоров о нем.
– Но только не твои собственные? – резко спросила Тонит Агра, пытаясь скрыть страх под маской презрения.
– Бывшие рабы могут много чего рассказать. Все их знания служат просвещению других. И я видел карты. – Элад повернулся кругом. – Море удерживает ледяная стена. Поднимаясь вдоль нее с нашей стороны в последние два дня, мы видели в этой стене трещины, признаки распада. Мы видели когда-то угодивших в ее ловушку древних зверей, чья вонючая шерсть теперь торчит из поверхности утеса. С каждой весной обнажаются все новые погибшие животные, привлекая кондоров, ворон и даже великих воронов. Прошлое дарит падальщикам обильное пиршество. И тем не менее, – добавил он, – в нем можно узреть будущее. Наше будущее.