Господь рывком притянул к себе мальчишку и обнял так крепко, как только мог.
— Тише, тише. Все хорошо. Я с тобой, видишь? Я никуда не уйду.
***
Уже давно взошла луна, заливая мир прохладным белым светом, а Бог все шептал и гладил Солнце по рыжей макушке, пока оно не успокоилось.
11. Про бабочку
В субботу утром молитв было на удивление мало.
Бог сидел за компьютером и разбирал однотипные жалобы на здоровье, начальство и погоду, время от времени прихлебывая чай из большой керамической кружки. Некоторые молитвы сразу отправлялись в Корзину, другие — в папку «Подумать», немногочисленные третьи удостаивались щелчка по кнопке «ОК» и, радостно переливаясь всеми цветами радуги, перепархивали в раздел выполненных.
Позевывая (каждый зевок отмечался повышением температуры еще на несколько градусов), из-за тучки выплыло сонное Солнце — да так и застыло с лучом у рта, во все глаза глядя на Бога.
— А… Ты чего это здесь делаешь?
— А где еще я должен быть? — Бог перечитал молитву о хорошей погоде в понедельник, оценивающе покосился на Солнце и со вздохом нажал «Отмена».
— Ну... — Солнце закатилось на диван с газетой и принялось лениво водить лучом по графику акций на Городской бирже. — Ты обычно с самого утра сбегаешь… к этому Маляру.
Бог пожал плечами.
— Он пока не писал. Видимо, готовится к сессии. Не хочу мешать.
Солнце издало неопределенное хмыканье и углубилось в кроссворд. Края газеты потихоньку начали дымиться.
«Отмена», «Отмена», «ОК», «Подумать»…
Из колонок донеслась бодрая трель, и в углу экрана вспыхнул значок конверта с буквой «Х». Бог бросил опасливый взгляд на Солнце, но то было полностью поглощено третьей строчкой по вертикали и, казалось, не замечало ничего вокруг.
Я редко Тебя о чем-то прошу. Но знаю, что все наши проблемы решаются одним щелчком Твоих пальцев. Помнишь, как я болел месяц назад? Ты тогда сказал, что помогли антибиотики, но я-то знаю, что это Ты меня вылечил. Для Тебя это пустяк, а я… мне… В общем, верни ее, пожалуйста. Это какое-то дурацкое недоразумение. Не понимаю, как так вышло… Я больше ни о чем и никогда не буду просить, обещаю. Но это…
Далее молитва шла в нечитаемой кодировке. Бог закрыл глаза и откинулся на спинку стула.
Трудолюбивый процессор негромко гудел, обрабатывая десятки чьих-то посланий, ветер шелестел занавесками в гостиной, на кухне фырчал, подрагивая, чайник…
— На.
Бог резко выпрямился.
— Что это?
Солнце, старательно отводя глаза, протягивало Господу теплую куртку.
— Чай, декабрь на дворе. Простудишься — я тебя лечить не буду, так и знай!
— Но я никуда не…
— Ты правда дурак или прикидываешься, а? — Солнце буквально вскипело. Куртка, прожженная в том месте, где ее держали сияющие пальцы, упала Богу на колени. — Давай топай к нему, но чтобы к ужину был дома!
— Ты что, подсматривало?
Солнце возвело очи горе и что-то пробормотало. Бог расслышал только конец фразы — «...на мою голову?»
— У тебя тридцать секунд, чтобы выместись отсюда. Потом я передумаю и отправлю тебя чистить картошку. Я не шучу. Тридцать, двадцать девять, двадцать...
Бог порывисто обнял онемевшее от такой наглости Солнце и загрохотал ботинками по лестнице.
***
Господу понадобилось не менее минуты, чтобы вычленить сгорбленную фигуру Художника из табачных клубов, которые делали и без того сумрачный бар еще темнее. Разгоняя ладонью вяло колышущиеся дымные полотна и очень стараясь не раскашляться, Бог пробрался между столиками к стойке и вскарабкался на высокий табурет.
— Повторите. — Пустой стакан задребезжал было к бармену, но Господь ловко его перехватил и отставил в сторону.
— По-моему, тебе уже хватит.
Художник поднял на друга осоловевшие глаза и несколько секунд разглядывал его в упор, словно видя в первый раз. Затем бледные губы исказились в улыбке узнавания, и Бога хлопнули по плечу так, что он чудом удержался на табурете.
— А-а, какие люди! Не забыл о приятеле, да-а… Уважаю…