— Это и есть остановка, про которую ты говорил?
Художник на всякий случай сверился с черно-белой, залоснившейся от старости картой. Плохо пропечатанные названия были кое-где обведены карандашом, но и он уже готовился капитулировать перед неумолимым ластиком времени.
— Вроде да. Что-то не так?
— Нет-нет, — поспешно сказал Господь. — Замечательное место.
Бог и Художник, экипированные матерчатыми горбами (походные рюкзаки нашлись в шкафу под грудой старых мольбертов) и плетеными корзинами (одолжила мама Художника), стояли на автобусной остановке у опушки. Строго говоря, роль остановки выполняла одна лавочка. Вдохновленная возложенной на нее миссией, она старалась восполнить недостаток стен и крыши собственной монументальностью: каменные ноги-тумбы прочно вросли в землю, а широкое сиденье, выкрашенное в зеленый цвет, явно приходилось кузеном трону английской королевы. К лавочке скромно притулился столбик с расписанием автобусов и крупной табличкой: ЧЕРТОВЫ ВЫСЕЛКИ.
— Вот сюда, — Художник снова посмотрел на карту, затем неуверенно перевернул ее вверх ногами, — мама и возила меня в детстве. Здесь должны быть обалденные грибы! И ягоды, особенно черника. Мы целыми днями туда-сюда мотались с бидонами. А потом варенье варили. Ну, то есть мама варила, а я морально помогал. Эх, были времена!
И Художник погрустнел, видимо, вспомнив вкус маминого варенья.
Бог закрыл глаза и сделал глубокий вдох. От лавочки в лес убегала тропинка, щедро усыпанная бурой хвоей и шершавыми мячиками шишек. Всюду, насколько хватало глаз, расстилался сосняк — высокий, гордый, затопленный солнечным светом. Между стволами плыл запах невидимой пока смолы и нагретой коры. В живой лесной тишине, полной звона мошек и редкого хруста веток, его волны докатывались до самой остановки и щекотали ноздри, как бы говоря: да, это вам не Город, здесь совсем другое…
— Боже? — Художник подергал Бога за рукав клетчатой рубашки. — Пойдем?
— Да, конечно, — спохватился Господь, и, поудобнее перехватив корзину, первым углубился в лес.
***
Некоторое время они шли молча. Где-то слева простучал дятел, издалека ему ответил другой.
— Блин! — вдруг воскликнул Художник и стукнул себя по руке. — У-у, редиска недозрелая! Кровопийцы несчастные! Когда ж вы все вымрете…
— Что случилось? — встревожился Бог.
— Комары со мной случились! — Художник смачно шлепнул себя по шее и поморщился. — А Тебя что, не кусают?
Бог задумался.
— Нет. Наверное, я невкусный.
— Уважают, — с завистью пропыхтел Художник, пускаясь в странный гибрид чечетки и казачка. Удары по ногам перемежались с ехидным позваниваем в воздухе, которое с каждой секундой становилось все громче. Наконец Художник выдохся и взмолился: — Господи! Ну яви какое-нибудь чудо!
— Что ты имеешь в виду?
— Тебе же это раз пальцами щелкнуть! Пусть комары пару часиков полетают в другом месте, а?
— Не могу, — покачал головой Бог. — Комары — часть экосистемы. Без них лесное равновесие будет неустойчивым.
Художник с ожесточением почесал запястье.
— А Ты не можешь меня как-нибудь заколдовать? Чтоб не кусали?
Бог засомневался.
— В принципе, есть один способ… Но я узнал о нем буквально на днях и не уверен в его действенности. И это может быть вредно для здоровья.
— Пофиг! — взвыл Художник. — Эти комары меня быстрее в могилу загонят!
Бог поспешно спустил рюкзак на землю, порылся во внешнем кармане и достал маленький ярко-зеленый баллончик. На баллончике был нарисован устрашающего вида комар, перечеркнутый красной полосой. Господь осторожно его встряхнул и попшикал на рубашку и штаны Художника из распылителя.
У жертвы вампирского нападения округлились глаза.
— Это и есть твое чудо?!
— Да, — важно подтвердил Бог, убирая баллончик в рюкзак. — Чудо современной технической мысли.
— Тьфу, — тоскливо сказал Художник, но истязать себя действительно перестал.
***
— Господи.
— Да?
— Сколько мы тут уже ходим?
— Минут сорок.