— А сколько у Тебя грибов?
— Гм… Пока ни одного.
— И у меня. Тебе не кажется, что это странно?
Бог и Художник сидели на пеньках посреди солнечной, густо заросшей мхом поляны и потягивали чай из металлических кружек. На земле перед ними возвышался толстенький красный термос.
— Может быть, мы еще не дошли до грибных мест?
— Ну да, конечно, — ехидно отозвался Художник. — Значит, пятнадцать лет назад мы с мамой полкорзины уже на опушке набирали, а теперь все грибы собрали вещички и эмигрировали?
Бог задумался.
— Можно попросить лешего.
Художник поперхнулся чаем.
— Кого?
— Лешего. — По невозмутимому тону Бога было непонятно, шутит он или говорит серьезно. — Хозяина этого леса.
— Где ж мы его возьмем?
— Не надо его нигде брать, он нас и отсюда услышит.
— Ах, ну раз так… — Художник поднялся и отсалютовал кружкой в сторону чащи. — Товарищ леший!
— Нет, — сказал Бог. — Так он не откликнется. Тебе мама в детстве читала сказки?
Художник насупился. Затем немного потоптался на месте и уже гораздо скромнее начал:
— Дедушка леший! Позволь нам, пожалуйста, взять у тебя немного грибов…
— Уточни, каких, — подсказал Бог и отхлебнул из кружки.
— Э-э… Маслят! Маленьких таких, коричневых, на тонкой ножке. Вот… А мы за это обещаем ничего не ломать, не мусорить и… и… — Художник неуверенно оглянулся на Бога. — Дюжину черничин! Самых больших и сладких.
Творец одобрительно кивнул и завинтил колпачок термоса.
— Теперь лучше разделиться. Я пойду дальше в чащу, а ты вернись к тропинке. Встретимся через час на этом же месте.
И прежде чем Художник успел что-то возразить, Бог вскинул на плечи рюкзак и скрылся за плотной стеной деревьев.
***
— Чертовщина какая-то.
Художник склонился к земле и неверяще посмотрел на масленок, притаившийся у корней молодой сосенки. Он мог поклясться, что полчаса назад в этом месте не было даже намека на грибы. Однако гладкая, будто смазанная подсолнечным маслом шляпка светлела из травы, не оставляя никаких сомнений в своей реальности. Художник благоговейно срезал ее перочинным ножом и опустил на дно корзины. Сосенка игриво встряхнула рукавом и высыпала ему на макушку добрую пригоршню иголок.
— Блин!
Художник завертелся на месте, пытаясь счистить хвою с рубашки и рюкзака. Внезапно у подножия соседней елки что-то блеснуло. Художник осторожно поворошил траву — и охнул, наткнувшись ладонью на целое семейство маслят — небольших, крепеньких, спрятавших под широкими полями шляп ножки в желтых носочках.
— Ну, дедушка леший…
***
Только слазив в карман за часами, Художник вспомнил, что у него их никогда и не было. Впрочем, он явно пробродил по лесу дольше часа: в корзину переселилась целая масленочная деревня, а кружка с горкой наполнилась черникой. Художник задался было вопросом, каким образом передать лешему его долю, но потом решил, что Бог справится с этой задачей куда лучше.
— Гос-по-ди-и!
— И-и, и-и! — отозвалось эхо.
Художник огляделся. Поиски маслят увели его далеко от тропинки, со всех сторон был подозрительно одинаковый лес, а сосны что-то не спешили махать ветками в сторону памятной поляны.
— Так. — Художник вдохнул поглубже и что было сил закричал: — Бо-о-же-е-е!
— Худо-ожни-ик! — принес ветер чуть слышный ответ.
— Ты где-е?
— Я зде-есь!
Художник вполголоса выругался и сложил ладони рупором.
— Говори-и что-нибу-удь! Я пойду на го-олос!
— Говорить что-о?
— Что угодно! Только не молчи-и!
— И-и! — с уже привычной ехидцей подхватило эхо.
На несколько секунд воцарилась тишина полная, как корзина с грибами. Даже ветер, казалось, перестал теребить ветви деревьев.
А затем Художник услышал пение.
— Ave, maris stella,