— Да, — честно сказал Бог и приподнял крышку. — А чай со временем не выкипит?
Художник оскорбился.
— Еще чего! Пусть только посмеет! Это же маломощная свечка, ее на такое не хватит…
Огонь возмущенно пыхнул и погас.
— Черт! Ой…
— Гм.
Художник на ощупь доковылял до стены и щелкнул выключателем.
— Ну, возможно, некоторые детали нужно доработать.
***
— Господи.
— Да?
На дне кружки не осталось ни одной сахаринки, но Художник все продолжал помешивать пахучую светло-коричневую жидкость.
— Слушай... В интернете ведь есть такие специальные места, где можно продать что-нибудь ненужное и купить нужное?
— Кажется, да. А у тебя есть что-то ненужное?
Вместо ответа Художник кивнул на подоконник, где стояла, уже покрываясь тонким слоем пыли, модель мотоцикла. Расстояние от переднего колеса до выхлопной трубы не превышало ладони, но детали были выполнены с поразительным мастерством. С дивана легко можно было различить каждый выступ рифленых колес, крохотный глушитель и зеркальце заднего вида.
Бог от потрясения даже отставил чашку.
— Но это же «Харлей-Дэвидсон» семьдесят второго года.
— Угу.
— Ты три месяца на него копил.
— Угу.
— А потом полчаса торговался с тем пожилым господином в черной кожаной куртке…
Художник вспыхнул.
— Все равно. Хочу от него избавиться.
— Но почему? Если он сломался, проще отнести в починку…
— Нет-нет, с моделью полный порядок.
— Тогда в чем дело?
Художник еще немного повертел в руках остывшую кружку, наконец отставил ее и тихо буркнул:
— Не радует.
Бог промолчал.
— Помнишь, как мы покупали «Ямаху» восемьдесят пятого? Во-от. Я тогда неделю радовался, наверное. Всюду ее с собой таскал. Даже на тумбочку у кровати поставил. Как проснусь, смотрю и думаю — ого! Сразу вдохновение появлялось. Картину там написать, курсовую доделать… Ну, или полы помыть.
Словесный поток иссяк так же стремительно, как хлынул. Художник флегматично пожал плечами.
— А теперь не радует.
— А альбом Россетти радует?
— Что?
— Альбом с репродукциями, который ты выкупил у букиниста на прошлой неделе — он тебя радует?
Художник недоуменно моргнул.
— А должен? Альбом и альбом…
— Вот как.
Бог неспешно обогнул стол. Чашка с керамическим стуком опустилась в раковину.
— Скажи, пожалуйста, когда ты в последний раз писал картину?
— Э-э… Во вторник. Я же показывал ту серию эскизов — домашка по композиции.
— Нет, я имел в виду — когда ты в последний раз писал картину по собственным мотивам, просто потому, что тебе захотелось?
— Ну… В июле, наверное. Нет, в июне… Или в мае? Да Ты ее видел, там ушастый ежик под березой.
— Я ее не просто видел, — со значением произнес Творец. — Она висит у меня над рабочим столом.
— О, — сказал Художник. — Точно.
Повисло молчание. Художник еще немного помучил холодный чай, а затем вздохнул — и просыпал слова, как семечки из кармана: быстро, неловко, не глядя на Бога и будто слегка возмущаясь.
— А я что? Я ничего. Что ни принесу, отвечают: неформат. Замысел хороший, а исполнение не соответствует… Чему-то там. А я что, олигарх — по три раза переделывать? У меня, может, белила опять кончились. И растворитель на исходе. Пишу и думаю: понравится Мастеру или нет? А если не понравится, так зачем вообще начинать? Только краски зря переводить.
Бог моргнул.
— А как же я?
— А что Ты?
Творец перевернул чашку и поставил на сложенное пополам вафельное полотенце. На донышке с синим заводским клеймом блеснула капля.