— Тогда доброго ночера.
— И тебе.
Художник нашарил под столом тапочки и, слегка покачиваясь, скрылся за дверью.
Бог неспешно убрал остатки ужина в холодильник, вымыл чашки и устроился с трубкой на кухонном подоконнике. Внутри щекотно елозил странный клубок тепла.
— В начале было не Слово, — заговорщицким шепотом рассказал он своему отражению в непроницаемо-черном зеркале окна. — В начале было...
Стекло дрогнуло, будто водная гладь, на которую положили ладонь, и отражение преобразилось. Без сомнения, это был Бог, но гораздо моложе. Вдохновенный и растерянный, он стоял в полной темноте перед мольбертом, на котором неярко сиял белый холст. В одной руке он сжимал палитру, в другой — тонкую кисть. Будто почувствовав чужой взгляд, этот второй Господь обернулся, приложил к улыбающимся губам палец и пропал.
Бог улыбнулся в ответ и выдохнул особенно живописное облачко дыма.
***
Сворачивались и опадали осенними листьями звуки. Свеча погасла, и дождь снова тихонько забарабанил по старой крыше, старательно обходя дыру над квартирой Художника.
20. Про генеральную уборку
Будь у Хоктя чуть больше интуиции — или чуть меньше ответственности, — она бы предпочла не просыпаться в этот день вовсе. А если уж проснулась — не вылезать из кровати, не подвязывать волосы в два тугих хвостика и тем более не заходить на кухню, с которой неслось бодрое звяканье сковородок и просачивался дразнящий запах чуть подгоревшей яичницы.
— Доброе утро, господин Солнце!
Солнце шлепнуло на стол стопку салфеток и с подозрительной улыбкой обернулось к Секретарю. Та невольно поежилась.
— А-а, Божье недоразумение! На редкость вовремя. Что ж, прошу к столу.
Хокть бочком пробралась к своему стулу и, только усевшись, заметила, что возле стаканчика с приборами лежит плотно свернутый пергаментный свиток. Края его были слегка обуглены, а середину перетягивала алая лента. Надеяться, что это грамота за ударную секретарскую работу, было приятно, но бессмысленно.
Солнце проследило направление Хоктячьего взгляда, и улыбка его стала еще более проникновенной. Девочке очень захотелось спрятаться под стол.
— А знаешь ли ты, дорогая Хокть, какой сегодня день?
— Двадцать первое ноября...
— Именно! А что мы сегодня празднуем?
У Хоктя вспотели ладони.
— Всемирный день философии? Международный день отказа от курения? Введение Богородицы во храм?..
— Почти. — Солнце торжественно стянуло ленточку, и свиток развернулся во всю длину столешницы, улегшись нижним краем Секретарю на колени. — Уже две тысячи лет в этот замечательный день на небесах проводится генеральная уборка! Правда, последние века мы преступно пренебрегали этой традицией, — Солнце кашлянуло, — но твое появление — прекрасный повод ее возобновить. До пунктирной линии — то, что нужно сделать до обеда. Остальное — до ужина.
Хоктенок ослабевшими руками приблизила свиток к глазам.
«Вымыть полы во всех комнатах... Отчистить плиту и духовку... Перестирать корзину с Божьими одеяниями... Найти и отмыть комплект нимбов от ржавчины... Разобрать дарохранительницу (выкинуть просроченные проездные)...»
Хоктенок подняла на Солнце полный отчаяния взгляд.
— Но я не успею сделать все это до обеда!
— Я это предусмотрело, — хмыкнуло светило. Через секунду из ванной послышалось возмущенное мычание, и Солнце затащило на кухню упирающегося Бога. Через шею у него было перекинуто полотенце, изо рта торчала зубная щетка, а на носу красовалась мыльная клякса.
— Бог в помощь! — И Солнце, ехидно похлопав Господа лучом по плечу, выкатилось в коридор. Бог обратил на Секретаря вопросительный взгляд, но та лишь потерянно развела руками. Творец глубоко вздохнул — и чуть не подавился клубничной пастой. Мероприятие явно начиналось без Божьего благословения.
***
После завтрака, прошедшего в напряженном молчании, Хоктенок лично удостоверилась в значении фразы «Господь милосердный». В целях предотвращения у Секретаря психологической травмы Бог поручил ей мытье полов, а все остальное, включая розыск давно пропавших нимбов, взял на себя.
Хокть честно попыталась совладать со старой деревянной шваброй на голову выше себя, но та все время порывалась выскользнуть у девочки из рук и стукнуть ее по носу. Уныло поелозив тряпкой под подоконником, Хоктенок убедилась, что только разводит грязь, и решительно отвинтила со швабры щетку. В кладовке нашлась вторая такая же.