— А, это которая «поцелуйся с батареей»? — Художник кое-как отлепился от ковра и запрыгал на одной ноге, пытаясь найти точку равновесия.
Хокть застонала.
— Господин Бог, ну скажите ему! Такими темпами мы и к Рождеству не продвинемся дальше комплекса для начинающих.
Бог плавно завершил связку «поклонение Солнцу» и с сочувствием посмотрел на друга. Тот как раз сплел ноги надлежащим образом и теперь мучительно вспоминал, куда девать руки.
— Хоктенок, может быть, все-таки ограничимся абонементом в бассейн? Я, конечно, очень ценю твое мастерство йога, но в сложившихся обстоятельствах...
— Но господин Бог! — В голосе Хоктенка звенело отчаяние мастера, безуспешно пытающегося сделать из глины человека. Судя по выражению лица, «в сложившихся обстоятельствах» глину заменяло полено. — Трехтысячелетняя практика! Богатейший опыт монахов Тибета! Как это может сравниться с каким-то бассейном?
— Боже... скажи мне... вот что... — пропыхтел Художник, с грехом пополам доскакав до книжного шкафа и упершись затылком в огромный альбом с репродукциями прерафаэлитов. — Кто... эти пытки... вообще выдумал?
Господь потер кончик носа, крепко задумавшись.
— Боюсь, сейчас лекция об Алмазной Колеснице — не совсем то, что тебе нужно. Но если вкратце, то йога была создана в рамках восьмеричного пути достижения вечного блаженства. Ее основателем считается один индийский принц, у вас известный как Будда.
— И как? Он достиг... блаженства?
— Насколько я могу судить, вполне. — Бог незаметно усмехнулся.
Художник попытался сложиться в позу дуба, понял, что дуб сейчас выкорчует бурей, и, решив не дожидаться позорного падения, уткнулся макушкой в пол, тем самым изобретя новую асану.
— А по-моему, этот ваш Будда просто всех круто развел! — мстительно подвел он итог.
Бог вздохнул.
Хоктенок вздохнула.
Художник попытался вздохнуть и оглушительно чихнул: ковер явно давно не пылесосили.
— Пожалуй, нам стоит сделать перерыв, — поспешно предложил Бог, помогая другу подняться на нетвердые ноги. — Пойду поставлю чай.
***
Чуть подкопченный снизу чайник от души свистнул, и Господь переставил его на соседнюю конфорку. Тугая струя кипятка ударила в горку заварки, и по маленькой кухне моментально расплылся аромат клубничного чая.
— А-а-а! Больно!
— Надо, господин Художник, надо... — донеслось из гостиной, которая также служила спальней и студией-мастерской.
Бог опасливо заглянул в неплотно прикрытую дверь. Хоктенок с видом равноапостольной мученицы пыталась упаковать Художника в позу лотоса. Предмет стараний пыхтел, отползал под стол и всячески сопротивлялся грядущему просветлению.
Господь вздохнул и открыл ноутбук.
Последовала мелодичная трель, и на экране вспыхнул свернутый в трубку пергамент — значок сообщения, пришедшего по внутренней почте.
Бог с удивлением ткнул в него мышкой, и пергамент медленно развернулся (колонки честно попытались воспроизвести шорох утекающего сквозь пальцы песка). На нем убористым почерком с завитушками значилось:
Дорогой И.!
Ради всего святого, перестань мучить бедного мальчика. Мое сердце обливается кровью свежесрезанного лотоса, когда я гляжу на его страдания. Может, все-таки объяснишь ему, как это правильно делается?
Искренне твой,
Г.
P.S. Поздравь меня с прибавлением! В минувшее новолуние Яшодхара подарила мне восемнадцатую дочку и непременно хочет, чтобы ты был на празднестве в эту пятницу.
P.P.S. Не будешь ли ты так добр прислать рецепт пищи богов, именуемой «рогалики»? Семейство в восторге.
Бог покачал головой и пригубил чай.
Судя по доносящимся из комнаты звукам, старания Хоктенка увенчались частичным успехом: охи и чертыхания не прекратились, но стали менее воинственными.