— Да нет же! — Художник в нетерпении махнул рукой. — В общем, я на той неделе ходил за хлебом… Случайная встреча… Прекрасная незнакомка… Э, да что тут говорить!
Художник сдернул простыню с подсыхающего рядом холста и развернул подрамник к Господу.
— О, — уважительно протянул тот. — Понимаю. И в чем состоит твое затруднение?
— Я не знаю, что ей сказать, — мрачно констатировал Художник. — Все перебрал. И Шекспира, и Пушкина, и Битлов…
— Кого? — встрепенулся Бог, отрываясь от портрета.
— Неважно. В общем, я подозреваю, что она рассмеется мне в лицо и уйдет. И будет права.
Художник уселся на подоконник и щелкнул зажигалкой. Вид у него был примерно как у Бога, проигравшего Солнцу третью партию в шахматы за утро.
Творец задумался.
— Знаешь, часто слова — не самое главное.
— А Ты когда-нибудь объяснялся девушкам в любви? — перебил его Художник, сердито пыхнув сигаретой.
Бог помахал рукой, разгоняя дымные облака.
— Ну, не то чтобы…
— Вот видишь! — В голосе Художника звучало отчаянное торжество. — Как Ты можешь понять мои мучения?
— Послушай. — Даже всегда невозмутимый Господь, похоже, начал терять терпение. — Я присматриваю за вами дольше, чем ты можешь представить, и смею тебя заверить: часто влюбленные вообще не знали языка друг друга, однако это им ничуть не мешало.
Художник по-прежнему молчал, хотя вид у него был уже не такой сердитый.
— Для начала подари ей цветы, — предложил Бог. — Допустим, белую розу на длинном стебле. Уверен, после этого нужные слова придут сами.
— Ладно, уговорил. — Художник растер окурок в переполненной пепельнице. — Но если ничего не получится, Ты будешь виноват.
Господь только вздохнул.
***
— Солнце! — позвал Бог. — Солнце, ты меня слышишь?
— Да слышу, слышу, нечего орать. — Из-за облака показался золотистый бок. — Будто ты не знаешь, что с двух до пяти у меня сиеста!
— Прости, но дело срочное, — как можно более виноватым тоном произнес Бог.
— Какое дело может быть срочнее моего сна?
— Гм… Без тебя не обойтись. Ты — последняя надежда. Можно сказать, что без твоей помощи мир рухнет.
Солнце окончательно вынырнуло из-за облака. Стало ощутимо жарче.
— А что мне за это будет?
— Вечная благодарность, — не растерялся Господь. — Слава. Почитание. Твое имя воспоют в легендах.
— Ну, если так… — Солнце умолкло и надолго задумалось.
***
Обычно ресторанный дворик не отличался особенной популярностью, а сейчас и вовсе пустовал — если не считать Художника, в одиночестве понурившегося за дальним столиком. За окном зарядил дождь; крупные капли барабанили по широкому, во всю стену, стеклу, шерстяные тучи надежно скрыли небо от Города.
Бог и Солнце выбрали местом засады большую кадку с фикусом. Солнце по такому случаю убавило мощность до одной сотой, и свечения почти не было заметно.
— Ну и чего мы ждем? — яростно шептало оно. — У Иерусалима крестного знамения? У апостола Андрея конца рыбалки?
— Подожди, — отмахнулся Бог. — У человеческих девушек положено опаздывать на свидания на пятнадцать минут. Это называется «этикет».
— Знать ничего не знаю о вашем этикете! Почему нельзя было дать мне спокойно поспать?
— Тсс! — шикнул Бог. — Вот она!
Через пару секунд над дверью звякнул медный колокольчик, и во дворик, спешно складывая зонт, вбежала веснушчатая брюнетка в очках, джинсах, явно большом для нее свитере и со стопкой конспектов под мышкой. Художник встрепенулся и поднялся на ноги, протягивая ей уже слегка поникшую белую розу.
— Давай! — скомандовал Бог. — Сейчас!
Дворик наполнился радужным сиянием, превратившись не то в диковинную оранжерею, а не то и вовсе райский сад. Под потолком забили огромными крыльями тропические бабочки, в воздухе замерцали серебряные искры. От земли потянуло горьковатой свежестью молодой травы.
Бог нахмурился.
— С эффектами не перебарщивай.
Видение сада исчезло, но радуга осталась в глубине глаз Художника — и на крохотных каплях росы, прозрачной нитью украсивших лепестки розы.