Друзья синхронно посмотрели на посапывающего на диване Секретаря.
— А ты знаешь, что танцевали в Древнем Египте? — шепотом спросил Художник.
— Думаю, для начала попробуем дискотеку восьмидесятых, — так же шепотом откликнулся Господь.
***
Хоктенок уже переоделась в пижаму, погасила весь свет, кроме желтой настенной лампы в виде луны, и забралась под одеяло с пухлым томом «Одиссеи», когда в дверь негромко постучали.
— Да, господин Бог?
Дверь отворилась, и в комнату непривычно тихо вплыло Солнце. Лампа-луна мгновенно выключилась от смущения, а Хоктенок чуть не свалилась с кровати.
— Господин Солнце! Вы вернулись! Как я рада! А когда вы приехали? Как там дедушка?
Вопросы сыпались из Секретаря, как горох из дырявого мешка. Солнце замахало на нее лучами и осторожно, чтобы не прожечь в одеяле дырку, присело на край кровати.
— Да что с этим старым ослом сделается? Живее всех живых. Полегчало ему внезапно, видите ли. Пришлось на пару с бабулей уговаривать, чтобы на небо не лез. С его-то ревматизмом! Все порывался ладью из чулана достать.
— Ой, как замечательно! — захлопала в ладони Хоктенок. — Он, наверное, скоро совсем поправится!
— Угу, — с притворным недовольством подтвердило Солнце. — Он тебя на каникулы в гости зовет.
— А у меня будут каникулы?!
— Придется устроить, — еще более кисло ответило светило. — Дед тебя по небу хочет покатать. Уж очень ему твои подарки понравились, из носков вообще не вылезает. Вот, кстати… Это тебе бабуля передала.
На одеяло шлепнулся крупный жук, словно целиком отлитый из золота. Жесткий панцирь был плотно испещрен иероглифами настолько мелкими, что для их прочтения потребовалась бы очень мощная лупа. Несколько секунд жук сидел неподвижно, шевеля в воздухе длинными гибкими усиками, а потом безошибочно пополз к Хоктенку, забрался на подставленную ладошку и бодро что-то застрекотал.
— Ой! — умилилась Секретарь. — Жучок!
Солнце с трудом удержалось от вспышки.
— Это скарабей! Он желания исполняет, вообще-то.
Но Хоктенок его уже не слышала. Все внимание девочки было приковано к жуку, который перестал стрекотать и начал издавать мелодичное пощелкивание. По всей видимости, это была приветственная песенка.
— А чем его кормить?
— Чем, чем… — озадачилось Солнце. — Травой, наверное.
— Травой невкусно, — покачала головой Секретарь. — Лучше укропом или петрушкой. Жучок, ты любишь петрушку?
Судя по взволнованному пощелкиванию, скарабей петрушку никогда не ел, но не прочь был попробовать. Усилием воли Солнце взяло себя в лучи.
— Гм. Думаю, ты сама как-нибудь разберешься.
Скарабей вытянул усик и легонько коснулся им щеки Хоктенка. Восторга Секретаря хватило бы на три детских сада.
Солнце вздохнуло и поплыло к двери.
— И вот еще что…
— Да?
— Можешь считать, что мы в расчете. Спасибо.
И, прежде чем Хокть успела что-нибудь сказать, светило выкатилось за порог.
Секретарь с раскрытым ртом посмотрела на захлопнувшуюся дверь. Все еще немного смущаясь, загорелась лампа-луна.
35. Про рай
— Ну ладно, иди уже.
— Нет, ты первая.
— Нет, ты.
— Ну вот я посмотрю, что ты добралась до квартиры, и сразу пойду.
Соловей, тихонько выводящий рулады из куста шиповника, подавился песней и издал что-то похожее на кряканье. По-видимому, этот звук должен был выразить все, что он думает по поводу снижения интеллекта у отдельно взятых влюбленных.
— Ну конечно, а я потом буду переживать, что ты на автобус опоздал.
— Я не опоздаю, последний рейс в час ночи.
— Час ночи будет через десять минут.
— Ой...
Соловей снялся с куста и, демонстративно хлопая крыльями, перелетел на дальнюю березу.
— Ну, я пошла?
— Ага.
— А ты точно не опоздаешь?
— Нет, до остановки же пять минут быстрым шагом.
Вместо ответа Сара привстала на цыпочки, быстро поцеловала Художника в губы (соловей снова крякнул, на этот раз одобрительно) и метнулась к подъезду. Художник напряженно вслушивался, как стихает, поднимаясь на последний этаж, дробный стук каблучков. Наконец третье слева окно вспыхнуло теплым цитрусовым светом, и за занавеской мелькнула темная тень. Художник медленно выдохнул — и бросился бежать.