Внезапно Господь закашлялся.
Солнце с подозрением уставилось на напарника.
— Только не говори, что хоть одна фотография уцелела.
— Н-нет... Не в этом дело. Хоктенок?
Секретарь мрачно взглянула на начальство, хвостиками предчувствуя недоброе.
— Твое явление так вдохновило прихожан, что они собираются повторить свое воззвание к Деве Марии в следующее воскресенье. Только на этот раз, — Бог сверился с лентой новостей, — они хотят, чтобы Дева явилась с Младенцем.
— Младенцем? — Солнце даже выронило «Спорт-экспресс», с которым развалилось на тучке неподалеку. — Где мы им его возьмем?!
Хоктенок, окончательно смирившаяся с долей великомученицы, задумчиво повертела пустую чашку, словно чаинки на дне вдруг могли сложиться в божественное откровение.
— Господин Бог, а в Городе можно купить пеленки и масло против ожогов?
— Думаю, да. — Господь озадаченно взглянул на Секретаря. — А зачем тебе?
Взгляд Хоктя, устремленный на ничего не подозревающее Солнце, был взглядом человека, который только что понял: в готовящемся спектакле роль агнца отпущения отведена ближнему его.
— Есть у меня одна идея…
37. Про надежду
Бог начал пропадать в понедельник.
Сперва он исчезал на час или два после ухода Солнца — но всегда возвращался до полуночи, чтобы рассказать Хоктенку сказку. В четверг Секретарь уснула, так и не дождавшись его шагов в коридоре. В пятницу он ушел на всю ночь и вернулся лишь за полчаса до рассвета. Светило будто бы ничего не замечало, а Хоктенок не решалась надоедать начальству расспросами.
В воскресенье Солнце ушло на другую сторону особенно рано. Властно завладев Городом, ноябрь урезал световой день до одного крохотного сияющего прочерка, такого мимолетного, что Хоктенок не успевала толком проснуться, как уже наступала пора спать. Через несколько минут после заката хлопнула входная дверь, и в доме воцарилась особенно вязкая, пустая тишина.
Секретарь отложила «Мифологию Британских островов», уселась на кровати и потянулась за мобильным. Трубку взяли не сразу.
— Алло!
Голос Художника пробивался на Небо сквозь завесу музыки, смеха и чужих голосов.
— Господин Художник, это Хокть!
— Привет, Хокть! Что-то случилось?
— Скажите, вы давно виделись с господином Богом?
Художник задумался.
— Наверное, где-то неделю назад.
— А можно я сейчас зайду к вам в гости?
— Так я не дома. Мы с Сарой в кафе, празднуем ее день рождения.
Хоктенок даже подпрыгнула.
— Ой, я совсем забыла! Поздравьте ее от меня, пожалуйста!
— Э-э... Хорошо. У тебя точно все в порядке?
— Да-да, не волнуйтесь, празднуйте спокойно. Я вам попозже позвоню!
И Секретарь положила трубку, не дожидаясь еще какого-нибудь каверзного вопроса.
Больше посоветоваться было не с кем. Хокть вытащила из-под кровати кожаный рюкзак и ловко уложила на дно неизменный стратегический запас: черный бархатный скетчбук, коробку красок и сиреневую чашку с феей на боку. После похода на кухню застежка еле защелкнулась. Секретарь просунула руки в туго натянувшиеся лямки и побежала на край облака — туда, где паслись особенно пухлые шерстяные тучки.
— Эта слишком маленькая... Эта слишком мокрая... А вот эта годится!
Хоктенок вскарабкалась на тучку и, сдвинув брови, строго скомандовала:
— Неси меня к господину Богу!
Тучка не шелохнулась. Секретарь почесала в затылке и, свесив ноги с облачных боков, легонько пнула их сандалиями.
— Н-но?
Тучка вздрогнула, завибрировала — и рванула с места с такой скоростью, что Хоктенок еле успела вцепиться в кудрявый загривок. Под ногами замелькали темно-желтые, подчистую сжатые поля с большими белыми цаплями ветряков, сумрачные пятна хвойных лесов и тонкие шелковые ленточки рек. Первые полчаса Хоктенок зорко выглядывала Бога, но его все не было — так что девочка улеглась на облако, обняла рюкзак и задремала.
Когда Секретарь снова открыла глаза, то подумала, что перенеслась во времени на месяц назад. Деревья в Городе стояли голые, черные, как сердитые вороны, и даже не пытались уклониться от колючих струй нового Потопа. А здесь царила настоящая осень — теплая, сухая, солнечная, желто-оранжево-коричневая с редкими крапинками зеленых флажков. Перегнувшись через край тучи, Хоктенок с восторгом следила за мягкими изгибами гор, поросших дубовыми и буковыми лесами. Каждое дерево стояло немного особняком и напоминало большого, сонно свернувшегося клубком дракона в панцире из медовых чешуек.