— Давайте найдем свободный кабинет и обсудим наш случай.
— Знаете, я ведь доктор не медицинских наук.
— Не знаю, но полагаю, что это не имеет значения, если вы — X.
— Да, я — X, но мне бы не хотелось, чтобы эта новость стала всеобщим достоянием.
— Понимаю, — сказал Хелман, волоча его за собой по длинному коридору. — Естественно, гарантировано и наше полное содействие.
Он остановил встречного в белом.
— Прогоните это через компьютер, — передал он ему пластинку. — Результаты — в семнадцатый кабинет.
— Сюда, пожалуйста, — сказал он Гейделю. — Садитесь…
Они сели у большого стола. Гейдель зацепил пальцем пепельницу, подтянул к себе и вытащил из кармана заплесневевшую сигару. Он поглядел в окно на зеленое небо и на скорчившуюся на пьедестале в углу комнаты статуэтку местного божка, с большой тщательностью вырезанную из какого-то желтоватого материала.
— Вы восхищаете меня, — сказал врач. — О вас писали столько раз, что мне кажется, будто я знаю вас лично. Ходячее антитело, живой склад лекарств…
— Можно сказать и так, но это было бы сверхупрощением. При соответствующей подготовке я действительно могу вылечить почти любую болезнь, если она не зашла слишком далеко. С другой стороны, мое собственное состояние можно рассматривать двояко. Правильнее будет сказать, что я — живой склад болезней, которые могу привести в некое подобие равновесия. Достигнув этого равновесия, я могу лечить. Только тогда. В остальное время я очень опасен.
Доктор Хелман снял с рукава черный волосок и аккуратно разместил его в пепельнице. Гейдель улыбнулся, думая о том, кем же он выглядит в глазах доктора.
— Неужели у вас нет никаких предположений о механизме подобной трансформации?
— Трудно быть в чем-то уверенным, — ответил Гейдель, раскуривая сигару. — Может показаться, что в любом новом месте я нахожу новую болезнь и заболеваю ею, но природный иммунитет не дает развиться худшим симптомам. Я выздоравливаю… Потом, при определенных обстоятельствах, сыворотка моей крови лечит эту болезнь.
— Что это за обстоятельства… подготовка, о которой вы говорите?
— Я погружаюсь в кому, — начал Гейдель, — вызывая ее по своему желанию. В это время мой организм каким-то образом очищается. Это занимает от полутора до нескольких суток. Мне говорили… — он замолчал и несколько раз быстро затянулся сигарой. — Мне говорили, что у меня проявляются самые ужасные симптомы всех болезней, которыми я переболел. Не знаю… В моей памяти ничего не остается… В такие дни я должен быть один — болезни становятся чрезвычайно заразными.
— Ваша одежда…
— Первым делом я раздеваюсь. После выхода из комы тело мое никому не угрожает, и я одеваюсь в чистое.
— Как долго этот… баланс… длится?
— Обычно пару дней, потом я возвращаюсь… медленно. Равновесие смещается, и я становлюсь все… заразнее… смертоноснее… до следующего катарсиса.
— Когда вы последний раз вышли из комы?
— Я проснулся всего несколько часов назад, и еще ничего не ел. Воздержание от пищи каким-то образом продлевает безопасный период.
— Так вы не голодны?
— Нет. Вообще-то я чувствую себя сильным… мощным, если угодно. Но жажда… Мне и сейчас очень хочется пить.
— Охладитесь в соседней комнате, — вставая, сказал Хелман. — Я покажу.
Гейдель положил сигару в пепельницу и тоже встал. В двери кабинета они столкнулись с человеком, с которым Хелман разговаривал раньше. В одной руке он держал пачку распечаток с компьютера, в другой — конверт, в котором, как подозревал Гейдель, находилась его хрустальная визитная карточка. Доктор Хелман жестом указал Гейделю охладитель и, когда тот согласно кивнул, вернулся в кабинет.
Гейдель начал наполнять и опорожнять маленький бумажный стаканчик. При этом он заметил, что на стенке охладителя нарисован крохотный зеленый стратрианский значок, который должен приносить счастье.
Где-то между пятнадцатым и двадцатым стаканчиком к Гейделю подошел доктор Хелман, держа в руке все ту же пачку распечаток. Протягивая Гейделю его хрустальную пластинку, он сказал:
— Давайте возьмем вашу кровь прямо сейчас. Не будете ли вы так добры пройти со мной в лабораторию?
Гейдель кивнул, бросил стаканчик в мусорную корзину, вложил пластинку В футляр и вместе с доктором подошел к старомодному лифту.
— Шестой, — сказал доктор в стену.
Лифт закрыл дверцы и двинулся вверх.
— Очень странно, — сказал Хелман через некоторое время, указывая на бумаги.
— Да, я знаю.
— В этих докладах упоминается, что одно только ваше присутствие способно остановить болезнь и повернуть ее течение вспять.
Гейдель потянул себя за мочку уха и уставился на носки ботинок.
— Так оно и есть, — сказал он наконец. — Я не упоминал об этом раньше, чтобы вы не заподозрили меня в шарлатанстве, но это правда. То, что болезни лечат мою кровь, можно, по крайней мере, объяснить с научной точки зрения. А вот другое — необъяснимо.
— Ну, девочку Дорн мы будем лечить все-таки сывороткой, — сказал Хелман. — Просто мне интересно, не согласитесь ли вы поучаствовать в одном эксперименте?
— Что это за эксперимент?
— Посетить вместе со мной всех моих безнадежных пациентов. Я представлю вас как коллегу. Потом вы поговорите с ними. О чем угодно.
— Буду счастлив.
— Вы уже знаете, что произойдет?
— Это зависит от болезни, которой страдает человек. Если я уже переболел ею, он может выздороветь. В случае, если сильно повреждены внутренние органы, скорее всего, ничего не изменится.
— Вам уже приходилось проделывать такое?
— Да, много раз.
— Сколькими болезнями вы болели?
— Не знаю. Я не всегда даже осознаю, что болен, и не вполне представляю, что именно гнездится в мрем организме. Вы хотите попробовать лечить моим присутствием, — сказал Гейдель, когда лифт остановился и дверь открылась. — Это интересно. Почему бы не попробовать на неизлечимых мою сыворотку?
Хелман покачал головой.
— Доклады говорят мне только о том, против чего помогла сыворотка в прошлом. Так что я готов использовать ее — постараться использовать — на девочке Дорн. В этом списке нет ни одной болезни из тех, какими страдают мои излечимые, а рисковать я не намерен.
— Однако вы не отказываетесь от второго варианта.
Хелман пожал плечами.
— У меня вообще мало предрассудков, да и риска тут никакого. Ваше появление не принесет моим пациентам никакого вреда, по крайней мере, на этой стадии… Лаборатория через холл.
Пока лаборант готовился взять у него кровь, Гейдель смотрел в окно. В утреннем свете гигантского солнца он увидел четыре церкви четырех разных религий и, кроме того, деревянное здание с плоской крышей, фасад которого был обвешан разноцветными жертвенными ленточками. Здание это очень походило на то, что стояло в деревне на берегу реки Барт… Высунувшись наполовину из окна и прищурившись, он разглядел справа по дороге еще одну постройку — святилище Пей’ан. Гейдель поморщился и отвернулся от окна.
— Закатайте рукав, пожалуйста.
Джон Морвин играл в бога.
Он прошелся пальцами по клавиатуре управления и приготовился родить мир. Осторожно… Радужная дорога от той скалы к той звезде ведет ЗДЕСЬ. Да. Но рано. Еще рано.
На стоящей рядом постели юноша пошевелился, но не проснулся. Морвин дал ему понюхать еще газа и вернулся к работе. Он провел указательным пальцем под краем покрывавшей его голову корзины, чтобы избавиться от капелек пота на лбу и вернувшейся чесотки в области правого виска. Потом он погладил свою рыжую бороду и погрузился в размышления.
ЭТО было пока еще далеко от совершенства, далеко от того, что описал мальчик. Закрыв глаза, он глубже заглянул в дремлющий рядом мозг. Мозг этот плыл в направлении, которое он считал правильным, но чувства, настоящего чувства, в нем не было.