— Могу только подтвердить твои слова, — ответил Тагека Ки.
— Все — на последней стадии болезни? — осведомился Крокетт.
— Грубо говоря, процентов восемьдесят, — уточнил Квелч. — А почему вы спрашиваете?
— Только ради вот нашего коллеги, — ткнул Крокетт пальцем в Маннихона, — выражает по этому поводу беспокойство.
— Очень рад убедиться, что весьма разреженный воздух научных исследований не сказался на ваших восхитительных юношеских угрызениях. — Квелч положил огромную лапищу Маннихону на плечо. Не стоит зря тревожиться: жизнь ни одного из этих пациентов не будет укорочена… в заметной мере.
— Благодарю вас, доктор, — промычал в ответ Маннихон.
Квелч посмотрел на часы.
— Ну, мне пора — труба зовет. Поддерживаем контакт. — Он засунул в свой саквояж литровую бутылку в свинцовом футляре — в такой обычно перевозят летучие кислоты. — Скоро объявлюсь. — И быстро направился к двери.
Тагека Ки пошел проводить его; перед дверью остановился, услышав несколько слов, произнесенных Квелчем, и заговорил:
— Что такое опять? Четверть всех прибылей — каждому из партнеров; эксклюзивные права Ки на Гватемалу и Коста-Рике; доля Маннихона в странах Северной Европы за десять лет… Всем сказано в меморандуме, который я вручил тебе сегодня днем.
— Да, конечно, — подтвердил Квелч. — Но я хотел бы уточнить кое-какие пункты со своими адвокатами6 когда будут оформлены все необходимые документы. Очень приятно с вами встретиться, ребята! — Помахал Крокетту и Маннихону и вышел.
— Боюсь, придется нам расстаться сегодня ночью довольно рано, ребята, — предупредил Тагека Ки. — Мне еще предстоит завершить кое-какую работу.
Маннихон пошел сразу домой, с вожделением думая о первой за многие недели ночи, когда поспит до утра. Жены дома не оказалось — играет, как всегда, бридж. Ох и заснет же он сейчас — ему не удалось сомкнуть глаз до рассвета.
— Сегодня звонил Квелч, — первым делом сказал ему утром Тагека Ки. — Сообщил о первых результатах.
Веки у Маннихона задергались в мелких спазмах, и ему вдруг стало трудно дышать.
— Вы не против, если я сяду?
Только что он позвонил в квартиру Тагеки, и японец сам открыл ему дверь. Хватаясь руками за стены, чтобы не упасть, Маннихон прошел в гостиную, где и сел весьма неуверенно на капитанский стул. Крокетт развалился на кушетке со стаканом виски на груди. По выражению его лица, Маннихону не удалось определить, в каком тот пребывает состоянии — печален, счастлив или попросту пьян.
Тагека появился в комнате вслед за Маннихоном и поинтересовался на правах хозяина:
— Не принести ли чего-нибудь! — пива, соку?
— Нет, ничего не надо, благодарю вас, — отказался Маннихон.
Впервые со времени знакомства Тагека с ним подчеркнуто вежлив. Значит, надо приготовиться к чему-то ужасному — в этом нет никаких сомнений.
— Что сообщил нам доктор Квелч?
— Просил передать тебе приветы. — Тагека уселся между Крокеттом и Маннихоном на скамью сапожника и запустил палец в дырку пряжки с серебряной чеканкой на поясе джинсов.
— Что еще? — спросил не удовлетворился этим Маннихон.
— Первый эксперимент завершен. Квелч собственноручно произвел подкожные впрыскивания раствора восьми пациентам: пятерым белым, двоим чернокожим и одному желтому. У семерых пациентов не наблюдалось никакой реакции. Вскрытие восьмого…
— «Вскрытие»! — Легкие Маннихона выбрасывали воздух упругими струями. — Значит, мы убили человека!
— Ах, не теряй рассудка, Флокс! — послышался усталый голос Крокетта, — стакан с виски то опускался, то поднимался у него на груди. — Ведь это произошло в Сан-Франциско, за две тысячи миль от нас.
— Но ведь это мой раствор, я…
— Это наш раствор, Маннихон, — спокойно поправил его Тагека. — А если считать Квелча, то всего нас четверо.
— Мое, твое, наше — какая разница! Этот несчастный китаец мертвый лежит на мраморной плите в…
— Просто не понимаю, как с твоим темпераментом, Маннихон, ты стал исследователем, — охладил его пыл Тагека. — Твое место в психиатрии. Если ты намерен заниматься с нами бизнесом, нужно научиться себя сдерживать.
— «Бизнесом»! — возопил возмущенный Маннихон и с трудом, пошатываясь, встал на ноги. — Какой же это бизнес? Да как вы смеете так все это называть?! Убить больного раком китайца в Сан-Франциско! Ничего себе! — Голос его полнился непривычной иронией. — Мне приходилось слышать о наглом, преступном стяжательстве, и это как раз тот случай!