«Эх, налей посошок,
Да зашей мой мешок-
На строку- по стежку, а на слова – по два шва.
И пусть сырая метель
Мелко вьет канитель
И пеньковую пряжу плетет в кружева.
Отпевайте немых! А я уж сам отпою.
А ты меня не щади – срежь ударом копья.
Но гляди- на груди повело полынью.
Расцарапав края, бьется в ране ладья.
И запел алый ключ. Закипел, забурлил.
Завертело ладью на веселом ручье.
А я еще посолил. Рюмкой водки долил.
Размешал и поплыл в преисподним белье.
Перевязан в венки мелкий лес вдоль реки.
Покрути языком- оторвут с головой.
У последней заставы блеснут огоньки,
И дорогу штыком преградит часовой.
– Отпусти мне грехи! Я не помню молитв.
Если хочешь – стихами грехи замолю,
Но объясни – я люблю оттого, что болит,
Или это болит оттого, что люблю?
Ни узды, ни седла. Всех в расход. Все дотла.
Но кое-как запрягла. И вон – пошла на рысях!
Эх, не беда, что пока не нашлось мужика.
Одинокая баба всегда на сносях.
И наша правда проста,
Но ей не хватит креста
Из соломенной веры в "Спаси-сохрани".
Ведь святых на Руси – только знай выноси!
В этом высшая мера. Скоси-схорони.
Так что ты, брат, давай! Ты пропускай, не дури!
Да постой-ка, сдается и ты мне знаком…
Часовой всех времен улыбнется: – Смотри! -
И подымет мне веки горячим штыком.
Так зашивай мой мешок,
Да наливай посошок!
На строку – по глотку, а на слова – и все два.
И пусть сырая метель все кроит белый шелк,
Мелко вьет канитель да плетет кружева.»
Вот и всё, брат. Ты сам выбрал.
– Господи… Азад, прости меня дуру. – Алиса дотронулась до моей руки. – Не надо. Не пой. Тебе же больно. Ты же поёшь как кровью харкаешь. Зачем?
Я пожал плечами: – Кто-то же должен?
– Но почему именно ты?
Кто-нибудь знает ответ на простой вопрос? Я нет. Да и не надо…
Потом мы просто сидели, пили чай и разговаривали о каких-то пустяках.
Потом опять был звук горна. Пора на ужин.
– Лиска.
– Что? – В порядок себя приведи и галстук повяжи как надо.
– Вот ещё. Ты…
– С Ульяны пример бери.
Алиса недоуменно заморгала глазами, только сейчас заметила что-ли. – Уля, ты это чего? Снег же пойдёт или землетрясение…
Мику хихикнула. – Алиска, ну побудь ты хоть немного примерной пионеркой, раз тебя просят. – Ну если только один раз.
– Молодец. И Уля… Давай без ружья, ладно?
– Испугался? Смотри мне. Она потащила меня к двери.
– Пойдёмте. Печеньки хорошо, а ужин лучше. Уля кушать хочет.
Алиса с Мику засмеялись…
У столовой мы опять наткнулись на Ольгу. Мельком взглянув на нас, она уже было открыла рот, но… – Девочки, вы… Вы не заболели случайно?
Ульянка гордо вышла вперёд. – Мы теперь хорошие. Вот.
Вожатая сглотнула и посмотрела на меня. – Товарищ Азад, это вы на них повлияли?
Я изобразил смущение: – Ну…
Она улыбнулась. – Ну хоть что-то хорошее за сегодня. Давайте проходите быстрее.
За стол мы сели вместе с незнакомой темноволосой девочкой в очках.
– Приятного аппетита.
Она только ойкнула: – А вы тот самый гость?
– Да, меня Азад зовут. Извини если напугал.
Алиса заулыбалась.
– Нет что вы. А меня Женя. Я здесь библиотекой заведую.
– Библиотека? Мне как раз одна книга нужна. После ужина уделишь мне немного времени?
– Дядька, что за книга?
– Уля.
– Чего?
– Ничего, кушай.
Поев и выйдя на крыльцо, я подошёл к Жене. – Ну что? Она замялась, потом неожиданно сказала – Пойдёмте.
Идя по дорожке, она с интересом глядела на меня.
– Имя у вас необычное, извините.
– Какое есть.
– А вы издалека наверно приехали?
– Угадала. Ближний Восток.
Она смущённо замолчала, потом виновата добавила. – Вы ещё раз извините. Вам, наверное, такие вопросы задавать нельзя?
– Нет, такие можно.
Стеллажи, книги. Библиотека и библиотека. Что хотел увидеть, Ленинку?
– Простите, а что за книгу вы хотели?
– Ленин, «Государство и революция».
– Ой, а зачем? – удивлённо спросила Женя и осеклась.