И в досаде замер Перун, и Упирь освободила ноги Мокоши. Мокошь вскочила и закричала:
— Негодные твари! Вы хотели погубить меня!
Но Вилы говорили без умолку, и Мокошь принялась бродить по земле и звать Згу:
— Мать! Мать!
Но Зга не отвечала.
— Что ищешь ее? — сказала Упирь. — Зга затворилась в земле и никогда тебе не ответит.
И Мокошь, рыдая, принялась кататься в травах. А потом устала и оглянулась.
Земля стояла в одних лишь лесах и травах, которые начинали вянуть. Мокошь переполошилась и стала носить в пригоршнях воду из рек, но устала.
И сказала Мокошь:
— Надо, чтобы вода сама лилась с неба.
И набрала Мокошь в рот воды и выдула пузырь, и в этом пузыре сидел Стрибог.
Он взмыл в небо, ударился о него, пузырь лопнул, и пошел дождь.
Расправили свой стан деревья и травы, и реки наполнились, и даже соленому морю была прибыль. И все умылись в дожде — и Мокошь, и Перун, и Упирь, и Вилы, которые все еще говорили.
Но после дождя отсырело небо, и солнце стало в нем вязнуть. Наступили сумерки, и с деревьев стали облетать листья, а травы стали желтеть. И холодно сделалось.
И сказала Мокошь:
— Перун, мечи молнии в солнце.
И Перун метнул первую молнию, и она вонзилась в солнце, но только вогнала его глубже в небо. И стало еще холоднее.
И змея Упирь прошелестела Мокоши:
— Давай сойдемся снова, потому что иначе солнце уйдет, а новое нам взять неоткуда, потому что скрылась от нас Зга.
— Ты опять будешь меня мучить! — сказала Мокошь.
— Нет, — отвечала Упирь, — Вилы-то еще говорят.
И Мокошь снова сошлась с Упирью, и живот ее стал расти, и заметалась она и закричала:
— Жжет, жжет!
И змея Упирь сказала Перуну:
— Освободи брата, потому что, если он не родится, мы все погибнем.
И Перун метнул молнию в живот Мокоши и распорол его, и оттуда выскочил горящий Даждьбог, и поднял его Перун на молнии к солнцу, и вытащил Даждьбог солнце из неба, и засияло оно, и снова стало тепло. А Вилы все говорили.
И запóлзала змея Упирь по земле, и стала откладывать яйца, и из яиц вылупились берегини — на каждое место своя, чтоб его хранить. И были берегини женообразны, но могли принимать змеиный лик. Сказала Упирь:
— Теперь земля под защитой. Берегини и дождь и солнце выпросят.
И ходили они все по земле, и скучно им стало, потому что мир среди них был (Вилы-то все говорили), и ничего не происходило.
И сказала змея Упирь:
— Надо сотворить меньших наших, чтобы, как мы, страдали; тогда нам не скучно будет.
И согласились все.
И змея Упирь сотворила змей и ящериц, себе подобных. И разны они были, и некоторые Силой наделены.
Но как ни пытались Перун, Даждьбог и Стрибог что-то сотворить — ничего у них не выходило.
И засмеялась Мокошь:
— Невелика же ваша Сила!
Закричали ей Перун, Даждьбог и Стрибог:
— Так сотвори ты!
— Не стану, — сказала Мокошь, — за меня другой сотворит.
И она собрала цветочную пыльцу, воду и землю, и смешала их, и положила себе в лоно. И скоро родился Велес. Он был волосат и зычен. И, выскочив из лона, он сотворил всю тварь (кроме змей и ящериц, которых сотворила Упирь, змея великой Силы) — и зверей и птиц.
И сказал:
— Мои они теперь. Попробуйте, троньте без моей воли.
— А что будет-то? — засмеялся Перун.
— А то, что духом моих меньших кормиться будете.
Не поверил Перун:
— Это еще почему?
— А потому, — отвечает Велес, — что только Зге, Мокоши и Упири Сила дана от начала самого и до конца. А остальным питаться надо.
И забил Велес для Перуна быка, и тут хохот раздался: Зга хохотала, потому что смерть в мир пришла. Оторопели боги, ну да змея Упирь их утешает:
— Не про вас смерть, покуда питаться будете.
И отведал Перун спешно бычьего духа, и удивился.
— И впрямь, — говорит, — Сила моя прибывает! Дай еще!
— Что, — говорит Велес, — я тебе за подавала такой? Другого ищи.
А тут и Даждьбог, и Стрибог загалдели: «И мне, и мне!»
И решили они: надо кого-то такого сотворить, чтоб звериный дух им подавал. Говорят Упири:
— Ты самая хитрая, подскажи, что надо!
А та косится на Мокошь и молчит.
Побежали боги к Мокоши:
— Мать, дай нам есть!
Долго смотрела на них Мокошь. Думала. И Згу вспоминала. И решила: хоть и поднял на нее Перун руку, а все ж таки сын.
И остригла Мокошь ногти свои, и в воде омочила, и к солнцу подняла, а потом на землю бросила и говорит:
— Мать, а мать! Коли не хочешь, чтобы внуки твои пропали, помоги!