появились одни за другими новые старосты: против одного из них, Тышкевича,
взбунтовались мещане; по следствию оказалось подозрение в поджигательстве к бунту
на некоего Пенко, который, однако, оправдался 2). Потом Пенко стал старостою и
черкасские мещане жаловались, что этот новый староста заставляет их на себя
работать, возить дрова и сено, не позволяет возить в Киев на продажу мед, не дает
ловить рыбу и бобров, отнимает издавна принадлежавший мещанам днепровский
порог Звонец, собирает с них двойные коляды на праздник Рождества Христова и
отягощает их поставкою подвод. Мещанские повинности под его управлением были до
того тяжелы, что иные мещане поступали к нему в служебники, чтобы освободиться от
мешанских повинностей, которые, чрез уменьшение числа тяглых, не облегчались для
остальных, оставшихся в мещанстве. По этой жалобе', киевский воевода Немирович,
тот самый, на которого жаловались киевские мещане, производил, с двумя
королевскими дворянами, дознание и нашел старосту невиновным 3). Уже этих
примеров достаточно, чтоб видеть, как тогдашнее положение городов способствовало
тому, чтобы мещане выходили из своего звания и поступали в козачество. За мещанами
сельские люди стали делать то же, когда недовольны были своими панами или
поставленными от них для управления лицами. Запорожье наполнялось беглецами.
Побывавши на Ннзу п возвратившись в Украину, эти беглецы умножали собою число
людей, называвших себя вольными козаками, не хотевшими подчиняться прежним
своим властям.
Простота жизни, готовность на всякую опасность, благочестие, целомудрие,
совершенное братство между собою и строгое повиновение воле начальства—то были
нравственные требования запорожской братчины, приближавшие ее, за исключением
военного занятия, к монастырской. Запорожцы собирались на раду—сходку, подобную
старинным вечам. На раде выбирались начальники. Главным был атаман, носивший
название кошевого, а вся запорожская община, в правительственном смысле,
называлась кошем — слово татарского происхождения, означавшее вообще стан. Кош
разделялся на курени; над каждым куренем был выборный куренный атаман,
подчиненный кошевому. Кроме этих начальствующих лиц, выбирались радою:
полковой писарь (заведывавший письменным производством) и асаулы
(распорядители). Коца предпринималась какая-нибудь экспедиция из ограниченного
числа запорожцев, то начальником над такими был полковник, нарочно выбираемый
для такого предприятия. Кошевой имел безусловную власть над кошем, но по
окончании
года отдавал отчет в управлении, и в случае злоупотреблений подвергался смертной
казни. С этой целью, чтоб он не зазнавался, существовал обряд: новоизбранному
кошевому мазали лицо грязью. Пища у запорожцев,—говорит украинский летописец
*),—была ржаное квашеное тесто, называемое соломаха, редко сваренное, а более
праздничное кушанье—рыбная похлебка, называемая щербою. Они жили в куренях,
человек по сту пятидесяти в одном; в конце XYI века это были шалаши, сплетенные из
хвороста и покрытые для предохранения от дождя лошадиными шкурами 2); ссора
между собою строго запрещалась; суровые и даже бесчеловечные на войне, запорожцы
казнили смертью своих товарищей, делавших насилия и разбои в мирных
христианских поселениях; воровство наказывалось повешением; «за едино путо
вешают на древе». В товарищество поступали и холостые и женатые, но ввести
женщину в Сичу запрещалось под смертною казнью. За блудодеяние жестоко
наказывали палочными ударами. Запорожец, вступая в Сичу, обещал воевать за
христианскую веру и биться против её врагов. Он должен был хранить посты и обряды
по уставу восточной церкви. В первые времена существования Сичи нет нигде
упоминания о том, чтобы там был храм, как было уже впоследствии. Вероятно, его
тогда не было, по крайней мере, как постоянного здания для всегдашнего
богослужения, потому что и определенного места для Сичи долго не было; мы
встречаем Сичу то на Хортице, то на Томаковке, то на Микитином Роге, то на
Базувлуке... Уже позже, когда местопребывание Сичи установилось при устье
Чертомлыка, она сделалась как бы постоянным городом; до того времени это был
военный стан, часто переносившийся с места на место, обитатели его в большинстве