«Должен ли я рассказать обо всем жене, или уберечь ее от этого?»
Кьюсак не мог ответить на вопрос. Он взял телефон и начал набирать номер. Платежи по ипотеке — одна проблема. Но у него есть и другие.
Сигги Стефанссон поерзал на табуретке в старейшем баре Рейкьявика «Гёйкур э Стёйнг». Он потягивал «Бреннивин», местный самогон, сваренный из протертой картошки и тминных зерен. На вкус тот напоминал лошадиную мочу.
Исландцы нежно называли этот напиток «сварти дёйди», то есть «черная смерть». Прозвище в равной мере относилось и к черной этикетке, и к убийственным 37,5 градуса. Но сегодня вечером троюродный брат Сигги настоял на «Бреннивине». «Мне нужно утопить свои беды».
Олавюр, который отошел минут десять назад, вернулся из туалета и оперся грудью на барную стойку. Они с Сигги были похожи: голубые глаза, светлые волнистые волосы, несколько седых прядок на висках. Олавюр не носил очков и выглядел массивнее и плотнее. Никакого намека на брюшко, которое часто вываливается наружу у мужчин за тридцать пять.
Олавюр потер живот, скривился и сказал:
— Я иду ко дну.
— А что случилось?
— Мой портфель.
Тридцативосьмилетний Олавюр был восходящей звездой, управляющим директором самого почтенного банка Исландии. Он верил в «Хафнарбанки» и покупал его акции при любой возможности, иногда даже занимая деньги. Он играл по-крупному и стремился к триумфу своей правоты.
— Акции «Хафнарбанки», — возразил Сигги, — торгуют по тысяче с лишним крон.
— С начала года мы упали на пятнадцать процентов. — Олавюр потер руки, словно пытаясь согреться.
— Ого.
— Это не «ого». Это называется «меня поимели».
Банкир осушил стаканчик и махнул рукой, заказывая следующую порцию «сварти дёйди».
— А что не так с «Хафнарбанки»?
— Дела идут отлично, — ощетинился Олавюр. — Но эти проклятые хедж-фонды пугают всех, обливая грязью наши акции.
— Правда?
Сигги задумался о предстоящей на следующей неделе выставке в Коннектикуте, припоминая первую встречу с Сайрусом Лизером.
— У тебя есть доказательства?
— Мне рассказал один аналитик. Кто-то просил его притопить наши акции. Предлагал много денег.
— Он взял?
— Нет.
— Так в чем же дело?
— Всегда найдется кто-нибудь, падкий на деньги, — нетерпеливо заявил Олавюр; его троюродный братец ничего не понимал в финансах. — Вопрос только в том, чтобы найти подходящую шлюху.
— У меня есть американский клиент, — начал Сигги, — который управляет хедж-фондом.
— Там восемь тысяч хедж-фондов.
— Мой клиент пил в баре еще с двумя парнями, — продолжал Сигги, не смущаясь самомнением брата. — Они говорили о «Хафнарбанки».
— И что они говорили?
— Что-то насчет понижения.
Олавюр наклонился вперед и весь превратился в слух, его раздражение исчезло.
— Кто твой клиент?
— Говорил не он, — бормотал Сигги все быстрее и быстрее, увядая под критическим взором брата.
Он проклинал себя за лишнюю болтовню. Во взгляде Олавюра было что-то чужое, что-то дикое.
— Сай в основном помалкивал.
— Кто такой Сай?
— Он нормальный парень, — ответил арт-дилер, злясь, что не может совладать со своими нервами. — Сай купил вторую по стоимости из всех проданных мною картин. Он говорил со своими друзьями.
— Понижения чего, Сигги?
— «Хафнарбанки», — ответил тот. — А в чем дело?
— Когда это было?
— В декабре.
Олавюр моргнул. Его голубые глаза потемнели, взгляд стал острее рыболовного крючка. Этот взгляд пронзал Сигги насквозь.
— Почему ты не сказал мне раньше?
— Олавюр, ты же не обсуждаешь со мной своих клиентов.
— Мои клиенты не распускают лживые слухи.
— Я не думал…
— Твой клиент, — оборвал его Олавюр, — случаем не Сайрус Лизер?
— Откуда ты знаешь?
Взгляд Олавюра разогнал туман «Бреннивина».
— Мы со всех сторон слышим это имя.
— Сай не тот парень, который станет распускать слухи, — запинался Сигги, пытаясь защитить своего клиента.
— Его имя лезет отовсюду.
— Мы немного выпили. Я показал Саю свою галерею. Больше ничего.
— Сигги, ты должен был рассказать мне.
— Вспомни об этом, когда моим клиентам понадобятся предметы искусства.
Олавюр махнул бармену, заказывая новую выпивку.
— Меня ждет Ханна, — возразил арт-дилер, поднимаясь с табуретки, и нетвердо встал на ноги.