Спрос, как известно, определяет предложение. Таковы, по крайней мере, законы рынка. Действуют они и в том случае, когда товаром, и, надо сказать, ходким, становятся идеи.
Созерцание и самогипноз, который отшельники и монахи веками практиковали в темных пещерах и уединенных кельях, требовали долгой подготовки. Расплатой за этот сомнительный дар служила, по сути, вся жизнь. Видения, которые извлекал из собственного мозга голый, обмазанный кизячным пеплом садху, были оплачены ценой многолетнего подвижничества. Грезящий учился дыханию и сложной науке асан, где в зависимости от принятой, часто невероятной для европейца позы менялась функция органов и отправлений тела. Он прибегал к аскетической диете и всевозможным очищениям организма, многие из которых способны вызвать, опять же у постороннего, лишь дрожь отвращения и страха. Оборвав все человеческие связи, как семейные, так и чисто дружественные, он покидал «мир», чтобы в строгом уединении научиться страну ному искусству грезить наяву, когда жизнь становится как сон, а сон неотличим от жизни. Конечная цель созерцания: постижение божества, полное мистическое слияние с ним.
Разумеется, в наш трезвый атомный век никакой здравомыслящий человек не может позволить себе подобной роскоши не только на индустриальном Западе, но и на давным-давно пробудившемся к новой жизни Востоке, где неуклонно уменьшается число истинных подвижников веры. Но в соответствии со спросом жадных до экзотики туристов растут ряды шарлатанов. Да, истинные подвижники встречаются не часто. Тем не менее миф о том, что гималайские пещеры сплошь набиты отшельниками, продолжает существовать, равно как и вера в творимые ими чудеса. Дабы лишний раз подчеркнуть коренные отличия европейского образа мысли от грез «дремотной Азии», часто цитируют Киплинга: «О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут…»
При этом не только игнорируется непреложная реальность, поскольку под влиянием бурных социальных изменений нашего века все страны света давно сошли с незыблемых для викторианской эпохи мест, но и слова того же Киплинга. Ведь несколькими строками ниже прославленный поэт и ориенталист утверждает совершенно противоположное: «Но нет Востока, и Запада нет, что - племя, родина, род…»
Это, конечно, парадокс. Но то, что «медлительный» Восток устремился навстречу ожиданиям жаждущего поиграть в мистическую жуть Запада, не составляет секрета. Когда-то поездка за океан была для истинного брахмана равносильна потере касты. Пусть временной, на период командировки, но от этого не менее реальной и грозной, потому что потеря касты была много страшнее смерти.
Ведь смерть считалась лишь переходом в иное существование и подводила итог всего одному из множества проблесков - в теле человека ли, животного или мерзкого гада. Коварство смерти крылось не в бесконечных метаморфозах духа, а лишь во внезапности, ибо кончина могла подстеречь человека в тот самый опасный момент, когда он оставил свою касту. Последствия этого ужасного акта сказывались на всех последующих перевоплощениях. Вот почему просто умереть зачастую казалось легче, чем утратить некое качество, которое представлялось божественным и предвечным.
Ныне дух просвещения, скорость межконтинентальных перелетов и успехи медицины подточили и эту, далеко не последнюю, догму. Среди гуру, наивысшей касты и высокого посвящения, пожелавших протянуть руку помощи страждущим заокеанским братьям, пребывающим в темноте невежества, оказался и «великий святой» - махариши Махеш Йога, шестидесятилетний монах из Уттар-Каши.
Монашеский сан не помешал ему отнестись к делу сугубо практично. Понимая, очевидно, что притягательность восточной экзотики, как всякая, хоть и затянувшаяся изрядно мода, преходяща, он взял курс на «среднестатистического» делового европейца. Система Махеша Йоги не только не требует перестройки сложившегося образа жизни, но и не несет никакой религиозной окраски. По сути, это один из многих вариантов аутотренинга, который так увлекательно и аргументированно пропагандирует писатель и врач Владимир Леви, автор книги «Искусство быть собой». Махеш отнюдь не новатор. Система самоуспокоения и снятия стресса с помощью аутогенной тренировки, начало которой положил немецкий психиатр Иоганн Шульц, критически изучивший практику йоги, находит ныне все более широкое применение.
Преспокойно отделив медитацию от ее откровенно мистических целей, Махеш разработал и программу тренировки, доступную для любого человека, испытывающего весь комплекс стрессовых нагрузок, который несет современная цивилизация. Возвышенное созерцание сводится, таким образом, к психологической самонастройке и снятию нагрузки.