В северной части за стеной находился круглый дом кожевенников, выстроенный из земли и похожий на тот, что стоял на ферме Кахана; его окружали кожевенные ямы, которые снабжались водой через водную лозу, выходившую из небольшого озера. Кожевенники всегда находились в северной части поселения, и круговые ветры уносили вонь; исключения бывали только на юге Круа, где все делалось наоборот.
В Харне имелось двое ворот, как и во всякой другой деревне. Лесные ворота выходили на север, в сторону леса и сыромятни, а Навес-ворота смотрели на юг, в сторону Навеса, центра Круа, где правили новые Капюшон-Рэи и откуда они продолжали вести войну со старыми Капюшон-Рэями. Если они победят, то снова перевернут мир и на севере станет тепло, а на юге – холодно.
Когда Кахан вышел из Вудэджа, Сегур заскулил. Кахан остановился.
– Они всего лишь люди, Сегур, – сказал он, опираясь на посох. – И они тебя не обидят, пока я рядом. – Гараур зашипел, и Кахан рассмеялся. – Ладно, отправляйся на охоту в лес, вернешься, когда я буду возвращаться. – Сегур снова заскулил, а потом исчез в подлеске.
Хотя Харн был небольшим поселением, где жило не более полутора сотен людей – в нем и на окружающих фермах, – их было слишком много для Сегура, да и Кахан не чувствовал себя здесь спокойно.
У Навес-ворот стояло двое часовых в одинаковых доспехах из шерсти, пропитанных таким образом, что они стали жесткими.
Доспехи были старыми, грудные пластины расползлись и потрескались, шлемы давно стали мягкими из-за влаги, превратившись в неудобные шапки. Каждый держал копье из твердого дерева в одной руке и деревянный щит в другой. Они раскрасили лица белой краской с черными завитками, обычными для кланов Харна, хотя рисунки слегка отличались друг от друга. У того, что стоял справа, не хватало руки; войны Капюшон-Рэев редко оставляли мужчин, способных сражаться, без ранений.
– Лесничий, – сказала женщина с одной рукой. – Я думала, что ты ушел.
Кахан узнал голос: хотя он изо всех сил старался избегать этого места, он не мог не знать часовых. Как и то, что они требовали жертвоприношение от каждого посетителя.
– Мою ферму заняли чужаки, Гассен, – ответил Кахан, – но, очевидно, они оказались преступниками, потому что за ними пришли солдаты Рэев. – Он смотрел на часовую – вдруг она поделится информацией. – Но я забрал назад свою ферму, хотя она в плохом состоянии.
Женщина смотрела на него.
– Значит, ты хочешь войти? – спросил другой часовой – Сарк.
– Ты стал часовым, Сарк? – сказал Кахан. – Я думал, что ты охотник.
– Мы все должны иногда помогать деревне, – ответил тот, и часовые скрестили копья, не давая ему пройти. – Чужаки, которые не делают взноса, не могут войти в Харн.
Кахан давно решил, что, если жители Харна намерены считать его чужаком, он им и будет. Он не испытывал вины за то, что не платил подати, или отказывался быть часовым и помогать строить стены и дома, или выполнять сотни разнообразных дел, которые они для него находили.
– Вы меня знаете, – сказал Кахан. – Я пришел, чтобы продать свою шерсть, и ваша деревня получит хороший доход.
Сарк стал смотреть в сторону.
– Сейчас нам приходится быть особенно осторожными, лесничий, – сказала Гассен. – Форестолы нападают на наших торговцев, когда те отправляются в Большой Харн. Они заметно осмелели. Ты не один из нас, ты бесклановый, ты можешь быть их разведчиком, которого они послали в деревню. – Она посмотрела на длинный посох Кахана. – И длинный посох у тебя в руке не только для ходьбы.
– Когда входишь в лес, полезно иметь длинный посох, – сказал Кахан.
– Напоминает лесные луки, которыми пользуются те, кто объявлен вне закона. – Она продолжала на него смотреть. – Луки запрещены.
– Тогда все в порядке, Гассен. – Он поднял деревянный посох, покрытый изящной резьбой. – Ведь это не лук, а посох.
Гассен продолжала смотреть на посох. Кахан ждал, но молчание затянулось; тогда он вздохнул и достал из кошеля блестящую деревянную монету.
– Это поможет вам поверить мне?
– Может помочь, – сказала Гассен. – Но Сарк, – она кивнула в сторону второго часового, – более подозрительный из нас двоих.
Кахан достал вторую монету и отдал ее часовым.
– Вот, – сказал он, и они развели копья в стороны.
– Ифтал благословляет тебя, лесничий, – сказала Гассен, – мы рады, что ты вернулся в Харн.
Кахан ничего не ответил, лишь потащил за собой парящий тюк шерсти в деревню.