В глубинах леса
Он идет по огню.
Ты огонь.
Ты смотришь, как он идет,
Пока не ломаешься.
Беги и прячься.
Ты бежишь.
Куда они все исчезли?
Не забывай.
Но ты бежишь недостаточно быстро.
Ты огонь.
Все горит.
Он горит.
И ты огонь.
3
О хижинах и домах Харна хорошо заботились, но они выглядели довольно убого. Жизнь тяжела на далеком севере. Вся торговля в Харне проходила через Вудэдж на летающих плотах из Большого Харна, а в самом Харне денег было мало, и лишь немногие решались совершать такое путешествие. А после того как в Харне видели форестолов, в деревне стало появляться еще меньше торговцев; тем не менее на рынке оказалось больше людей, чем Кахану хотелось.
Когда он туда вошел, Кахан увидел молодую женщину, сидевшую на холодной земле возле земляного дома; ее одежда из войлока была недостаточно толстой для северной погоды, а волосы она превратила в огромные шипы при помощи белой глины и деревянных колец. Ту же глину она использовала, чтобы сделать завитки и линии на лице. Кахана поразила ее худоба.
– Готов поделиться монетой для монашки забытого бога? – спросила она, протягивая грязную тонкую руку.
У Кахана не было времени для других богов, забытых или нет, но ему не нравилось, когда кто-то голодал, и он знал, как в Харне относятся к чужакам.
– Избегай хлеба, – сказал он ей и бросил щепку, – и не попадайся Тасснигу на глаза. Ему не нравится конкуренция – и неважно, забыт твой бог или нет.
– Я знаю, – ответила она, вскакивая на ноги, и внезапно оказалось, что она не такая уж и слабая. – Монах Тарл-ан-Гига, который-ходит-не-зная-доброты, носит острые сапоги и наделен тупым разумом, но лягается без колебаний. – Она улыбнулась и исчезла между домом и стеной, заставив Кахана задуматься – не обули ли его, вынудив расстаться с монеткой.
Но это уже не имело значения. Монета и женщина исчезли.
В городах его всегда поражал запах. Он привык к открытым пространствам и богатым, густым ароматам леса. В Харне воняло городом, отхожими местами, вырытыми слишком близко к стенам; улицы наполняло множество других отвратительных запахов, пойманных между домами вместе с дымом древесного пламени.
И тут он увидел людей. Он всегда находил неприятным давление и запах большого количества людей, собравшихся в одном месте. В юности, в монастыре Зорир, он мылся каждый день.
Водную лозу направляли в монастырь, и воды хватало, чтобы украсить территорию прудами и даже фонтанами.
Но монастырь находился в Мантусе, где не такой суровый климат, а жизнь легче. Там даже шел дождь от великих гейзеров Навеса. Здесь, на севере, лишь изредка выпадал снег, который покрывал землю в течение Сурового сезона, а потом медленно и неохотно уходил во время Малого.
Люди мылись гораздо реже на далеком севере.
Однако нельзя было сказать, что они не следили за собой. Близость к лесу обеспечивала их огромным количеством растений, что позволяло красить одежду, и хотя они продавали большую часть кожи и шерсти короноголовых, оставалось вполне достаточно, чтобы сделать толстый войлок для теплой одежды. Они разрисовывали лица в соответствии с традицией в белый цвет с черными линиями и узорами клана. И все же всегда выглядели уставшими. Им постоянно приходилось бороться за выживание.
Если бы Кахан знал, что рынок уже в разгаре, он подождал бы, когда людей станет меньше, но он этого не знал и теперь сталкивался с жителями не только этой деревни, но и с соседних ферм. Те, кто расхаживал возле немногочисленных прилавков, полыхали всеми цветами радуги: коричневые и желтые куртки из толстого войлока с выдавленными на нем полосами и завитками ярких оттенков. Конические шляпы, выкрашенные при помощи ягод и грибов, ярко-синего, красного или пурпурного цвета украшали их головы. Для штанов и килтов использовались более темные оттенки синего и черного. Среди взрослых бегали дети в простой одежде, сделанной из одного куска ткани. Они кричали и смеялись, и только они в Харне радовались и веселились.
Кахан проходил мимо прилавков: мясники, ткачи, торговцы войлоком, изделиями из глины и резчики по дереву. Прилавки ставили те, кто охотился или занимался собирательством в сравнительной безопасности Вудэджа. В другой части деревни он увидел Тасснига, монаха Тарл-ан-Гига, который расхаживал перед святилищем своего бога, с фигурой, сделанной из палок. Как и все образы Тарл-ан-Гига, она стояла на одной ноге, другая была вытянута вперед так, что стопа опиралась на колено, образуя треугольник, руки сцеплены перед головой. Не самый лучший образ, но и монах не отличался особым талантом.