За статуей бога находилась восьмиконечная Звезда Ифтала. Перед ней стоял тафф-камень, где делались жертвоприношения. В Навесе тафф-камни достигали роста человека и испускали странный свет. Камень Харна был плохо обработан и едва доходил до бедра монаха. Когда-то его посвятили Чайи, но все следы убрал резец, как до него имена других богов. Теперь камень с отслаивающейся краской посвятили Тарл-ан-Гигу.
Обычно жертвоприношение заключалось в том, чтобы положить на камень руки и дать обещание служить или сражаться за бога. Сегодня камень был обрызган кровью, а перед ним лежала голова короноголового и слепо смотрела вверх – дорогая жертва.
Тассниг был одет, как и всегда – повязка с изображением глаза и длинное войлочное одеяние из некрашеной шерсти.
В честь своего бога он раскрасил лицо в ярко-синий цвет. Монах наблюдал за людьми на рынке, которые покупали и продавали товары. Кахан постарался держаться так, чтобы тот его не увидел, но оказался недостаточно быстрым.
– Лесничий! – крикнул Тассниг. Как и большинству слабых людей, ему более всего нравилось издеваться над беспомощными жертвами. – Лесничий! – снова закричал Тассниг, и на рынке стало тихо.
Лица, остававшиеся в тени под широкополыми шляпами, смотрели на Кахана в слабом свете дня.
– Мы здесь не рады бесклановым! А ты принес подношение? Принес дар, достойный Тарл-ан-Гига? Ты готов отдать его тем, кто лучше тебя? – Он замолчал, позволив своим словам повиснуть в воздухе, который, несмотря на запахи Харна, казался кристально чистым и сверкающим, и каждый мог хорошенько рассмотреть Кахана.
– Скорее у меня дар для тебя, монах, – сказал Кахан и услышал, как многие втянули в себя воздух, пораженные его грубостью. – Я не следую богам, никто мной не управляет.
– Вы слышали? – закричал Тассниг. В руке он держал деревянный раздвоенный прут, который направил на лесничего. – Вы его слышали, добрые люди Харна? Он не следует богам! Тарл-ан-Гиг пришел и прогнал фальшивых богов, показав свое могущество победами наших Капюшон-Рэев! А этот человек смеется над ними. Неужели он хочет, чтобы вернулся Чайи? Почитает ли он старых лесных богов, опускается на колени перед лесными божествами? Да, говорю я! – Монах старался привести себя в состояние ярости, подпрыгивая на месте и размахивая прутом. – Тарл-ан-Гиг одарит своим могуществом Капюшон-Рэев и вернет нам тепло! А этот человек принесет обратно мрак! Он приведет лесных чудищ, чтобы они издевались над нами. На наших границах соберутся свардены! У стен встанут корнинги! – Монах тыкал в сторону Кахана деревянным прутом в такт своим словам. – Ты заплатишь цену, лесничий. Ифтал с горящей звезды, сломанный бог, перед которым склоняются все остальные, будет тебя судить! Капюшон-Рэи вынесут приговор. Тарл-ан-Гиг проведет тебя в цепях перед Ифтал, и ты отправишься к Осере!
Кахан начал отступать – слишком много глаз смотрело на него, люди легко могли перейти к насилию.
– Гляньте на него! – продолжал монах. – Невежественный и бесполезный. Человек без клана, который считает себя выше нас, когда он даже ниже, чем Осере под нами! Я скажу: ты сгоришь! Пусть Рэи сожгут тебя на медленном огне и скормят своим капюшонам. Пусть сорвут с тебя кожу во славу Тарл-ан-Гига! Они скажут нам спасибо, если мы это сделаем для них! – У монаха уже шла пена изо рта, и Кахан чувствовал растущую опасность, – слова монаха вызывали все больший отклик у людей.
– Возьми свою… – Кусок дерьма угодил монаху в лицо, не позволив договорить. Крики, танцы и пена прекратились. – Кто это сделал? – завопил он.
– Называет себя монахом, – последовал ответ, и Кахан увидел молодую женщину с торчавшими в разные стороны волосами, которой он дал монетку. – Я видела лучших монахов, что вываливались из моей задницы! – Она повернулась и подняла одежду, чтобы показать ему задницу.
Напряжение исчезло, люди на рынке начали смеяться, а Тассниг, увидев, что его планы разрушены, закричал на женщину:
– Пусть тебя заберет Осере! – Он бросился за ней, она исчезла за домами, но разъяренный монах продолжал ее преследовать под смех посетителей рынка.
Кахан отвернулся, решив, что, если увидит эту монашку снова, даст ей еще одну монетку.
Но даже после того как Тассниг исчез, Кахан чувствовал, что окружающие относились к нему с подозрением; они уступали ему дорогу, но не для того, чтобы облегчить путь, – считалось, что тот, кто оказывается рядом с бесклановым, призывает несчастье на свою голову. Впрочем, теперь ему стало легче двигаться сквозь толпу со своим летающим тюком шерсти и в меньшей степени приходилось терпеть их запах.