На горизонте моего сознания прошли алые всполохи. Я вздрогнул и прикрыл глаза. Ярко-красная волна медленно, словно кралась и хотела застать нас врасплох, двигалась в нашу сторону, накатывалась раскалённой вулканической лавой, стараясь окружить с трёх сторон.
— Уровень опасности, хозяин, красный… Живые… 258, 259, 260… особей…
Я положил Горыне руку на плечо.
— Горь, у нас, по-моему, гости… Злые и их много. Сотни три… — показал рукой на молчаливый лес. — Там кто-то есть… И я не знаю, кто это…
— Сборы! — вмиг отреагировала арийка. — Быстро уходим отсюда... — Молодая охотница показала рукой на восточную часть леса. — Нам туда!
И понеслось… ни вздоха вам, ни передоха.
Это были обезьяны. Точнее, огромные, я бы сказал, лемуры, но без хвостов. Ростом, наверно, метр-метр двадцать. Многочисленная пёстрая стая. Некоторые были от светло-серого до тёмно-коричневого окраса. Большие уши, хищная оскаленная вытянутая пасть с редкими тонкими кошачьими зубами. Как у змей. Рот маленький, а как откроет… Фу!.. Гадость какая! Так и у сквоков. Но больше всего меня раздражал их многоголосый крик, который переходил с высоких частот куда-то в ультразвук, теряясь в окружающем пространстве. Хуже всего пришлось оборотню Грэгу. Чуткий от природы слух волка этого просто не мог выдержать, и зверь иногда путался и натыкался на огромные деревья, словно он не видел перед собой дороги, тряся огромной головой, стараясь освободиться от этого раздражающего фактора.
Я думаю, сквоки так и загоняли жертв, словно дезориентировали своим ультразвуком, помогая стае охотиться, безумным визгом стараясь подавить волю животного или направить его в нужном для себя направлении, прячась и преследуя его в кронах корявых деревьев. В природе такое есть, так загоняют в ловушку косяк рыбы морские кашалоты.
А потом, когда жертва теряла ориентир, в ход шли метровые отравленные дротики лесных дикарей — для обездвиживания. Хотя дротики были для нас неопасны. Стальной доспех им не пробить. Вот только икры ног уязвимы для их деревянных игл или лица. Ну и, конечно, Грэг. Но волк крутился и скакал, как хороший танцор — и ничего ему не мешало, — уворачиваясь от летящих в него дротиков, чувствуя своим звериным нутром приближающуюся сверху опасность. Жить захочешь, и, как в народе говорят, чтобы тебя живьём не сожрали, не так запрыгаешь и песни заголосишь. Я и сам прыгал как мог вместе со всеми.
Нас просто гнали, как профессиональные загонщики свою жертву в ловушку. Наваливаясь то с одной стороны волной и усиливая крик, то с другой. И я это прекрасно понимал, но сделать ничего было нельзя. Что-то меня сильно ударило в плечо.
— Ах вы, сучата!.. — И я прыгнул в сторону, стараясь увернуться, подставляя под удар щит. Сверху на него кто-то прыгнул, и пушистая морда заглянула под него, обдав моё лицо визгом и липкой слюной. Я только и успел, что рассмотреть розовую пасть и колючие зубы. Напрягся и автоматически постарался скинуть лемура, толкая щит вверх, словно спортсмен по метанию ядра. Зверёк-людоед вскрикнул, соскользнул на землю и покатился кубарем под мои ноги. Не сбавляя хода и недолго думая, я оттолкнулся сапогом от его грудной клетки. Что-то под каблуком мерзко хрустнуло, и я перепрыгнул торчащий из чёрной земли большой коричневый корень дерева, отталкиваясь от волосатого невезучего бедолаги. Сквок жалобно пискнул и сразу затих. Я обернулся. Ну извини, братишка… стучаться надо! Сложилось такое липкое чувство, словно я ночью на серую кошку наступил. Она даже мяукнуть не успела. Но пёстрые сородичи в количестве пяти штук уже вонзили свои острые зубы в бездыханное тело и старались затащить его в кроны деревьев, покрикивая и благодарно поглядывая на меня. Сразу какой-то неприятный осадок на душе остался. Каннибалы! Я на ходу пригнулся и резко прыгнул в сторону, словно заяц, который путал следы, уходя с перекрёстного огня сквоков. Но палки с костяным наконечником то и дело тыкались и отскакивали от моего щита и шлема. Один дротик даже уткнулся в сапог, немного пробив голенище, но ногу не поцарапал. Не зря портянки надел! Я наступил на палку и вырвал её из казённого сапога.
Фрида, как могла, тоже старалась прикрыть спину своего друга, гружёного до предела драгоценной солью. Горыня был действительно русский богатырь, каких описывают в наших старинных былинах. Крепкие плечи, мускулистый торс, высокий рост. Соответственно, как и все люди, имеющие богатырское телосложение, он был не бегун. Он с большой буквы Воин, который не привык показывать спину своему врагу. Богатырь — это не один в поле воин, это в первую очередь смертник. Жизнь ведь не сказка! Это первые штурмовые отряды такого семейства, как человек. Как оборотни. Это своеобразный человеческий спецназ. Элита. К большому сожалению, они тоже долго не живут, я думаю, и в наше время ничего не изменилось, и только самые везучие доживают до старости и могут нам поведать такие истории, как про Илью Муромца и Добрыню Никитича, или про знаменитого и самого отчаянного воина Святогора. Ох и шороха он навёл в своё время. Но об этом потом… позже. Однако уже совсем большая редкость, даже в наше время, когда кто-то из них уходит на заслуженную пенсию.