И снова посетила мысль о странной иронии судьбы, что главой храма, где не дозволялась слабость, а любое её проявление вело к изгнанию, был старик, едва ли ныне способный даже поднять тренировочный меч. Впрочем, нас учили, что сила заключена не только в теле, но и в разуме и хотя Демт боле не мог возглавлять армии в походах, управлять людьми и плести интриги он не разучился. Несомненно, мне вскоре предстояло стать пешкой в очередной его игре. Впрочем, я вырос на догмах храма, чугунными костылями-печатями запечатлев их в своем теле и не ведал страха перед предначертанным. Стоящий передо мной это знал.
- Воскрылясь. - покачав головой и отведя взор, повторил последнее словно на старый манер настоятель. Его говор так же был до боли знаком, петляя в лабиринтах речи, давно не звучавшей под небесами. Но в отличие от меня, лишь частично принявшего сей сомнительный дар от пустоты, где застрял мой брат, Демт жил в те стародавние времена, когда смертные не знали иного способа общения. Ему трудно давались изменения и новый язык, хотя он всегда старался на массовых проповедях говорить так, чтобы мы хотя бы примерно понимали, о чем он толкует.
Старик стоял не двигаясь, слегка пошатываясь толи от усталости, толи от груза короны, которую даже мне было бы непросто удержать, молча глядя в синее пламя, бьющее из недр гравионовой плиты. В его прядях, что притягивал взгляд всех находящихся вокруг нас, танцевали неуловимые образы. Они напоминали быстро меняющиеся видения, которые каждый жрец поклоняющийся живому или даже мертвому богу, обязательно видел хотя бы раз в своей жизни.
- Запомни Баал, великими не рождаются, их создают, неважно десницей ли богов, иль собственною волей. - медленно подбирая слова, чтобы я смог понять каждое из них, молвил Демт. То, что ради простого адепта он снизошел до подобного, говорило о немалой важности предстоящего разговора. Он поднял вверх кривой, обтянутый сухой, словно пергамент кожей, палец. - Слушай.
И я стал слушать. Сначала его молчание, а после, тихо звучавшие голоса остальных, находящихся сейчас в Санктум Арканум. Те продолжали говорить так, будто меня здесь не было и от ощущения абсолютной ничтожности в их глазах накатывало желание тут же оборвать их наглые, лживые речи, выгнать прочь из сердца нашего храма, где даже подобные мне, послушники, были не в праве находиться. Я был сыном Кхулоса и никто не смел бросить тень на его величие, оскорбляя одного из его детей, но именно потому, что я являлся его верным слугой, мне было недозволенно ослушаться владыки. Потому, сцепив зубы, отринув обиду и праведную злость, вскипавшую в сердце, я, как и было приказано, обратился в слух.
- ... сосуд слишком хрупок. Касание простой стали разобьет его. Но может так и надо, ведь тогда сокрытая в нем сила получит свободу. Что думаешь? - рассуждала очаровательная Улана.
Ей вторил шипящий, будто остывающие угли, голос Анурда:
- Убить несложно, но найти. В игре теней, за тысячами масок, блуждающих по Дхаме, будет сокрыт он от всех. Вот в чем истинная его сила и опасность. Созреет плод раньше, чем смогут оборвать его клинки охотников.
Мне определенно не нравились подобные разговоры, к тому же иные, незнакомцы, все чаще предлагали сразу «убить смертного» или «вырвать ему сердце». Но в разговорах и суждениях, окружавших нас, стала заметна необычная последовательность: те словно кружили в неком танце, повторяя узор линий, начертанных на полу и можно было проследить четкое разделение мнений по тому, где от центра площадки они стояли.
Самая большая часть приглашенных была явно раздражена и требовала крови, вплоть до того, что нужно вырезать всех обитателей Дхамы, до последнего. Впрочем даже мне, крайне далекому от полководческих талантов, было понятно, скорее уж уничтожат самих жрецов, коих едва ли была сотня или две, чем мы одолеем несколько тысяч свободных жителей полиса. Группа чуть поменьше, в которую входили Улана с Анурдом, тревожно переглядывалась, обсуждая некое перерождение, явно была растеряна и не стремилась ни подержать агрессивно настроенных собратьев, ни предложить свое решение, переливая из пустого в порожнее. Третья, самая маленькая, выглядели так, словно уже смирились с судьбой и теперь решают на какой бы бок лечь, чтобы было сподручней умирать.