Поглощенный мыслями, что так не вязались с защелкнутым у меня на шее рабским ошейником, я не заметил, как мы оказались возле арочного прохода, над которым красовался здоровенный расколотый напополам череп, держащий в пасти деревянную доску с грубо наплёванными рунами «Хрустящий Череп».
- Хвала богам, бражный дом, у меня от этой проклятой жары глотка, словно пустыня. - радостно буркнул погонщик с кнутом, идущий рядом. Его товарищи охотливо закивали, а сам он заискивающе глянул на вожака. - Самое время рассчитаться.
Тот ничего не ответил, лишь схаркнул загустевшую слюну и тряхнув ветхий балдахин закрывавший проход, сбивая на пол целый рой паразитов, что в ином случае непременно упали бы ему за шиворот, протиснулся вперед. Судя по звукам, он умудрился на кого-то сначала наступить, а после ещё и дать бедолаге хорошего пинка. Скулеж пострадавшего тут же заглушили противные звуки, видимо долженствующие считаться музыкой. Как оказалось, их издавал музыкальный инструмент, напоминающий две высушенные головы, соединённые вместе, терзаемый менестрелем, обряженным в пеструю мешковину.
Внутри оказалось довольно много гостей, большая часть из которых грудилась в самых темных углах, возле кальянов души живых существ, заключённых в темную воронку колдовских туманов и из которых сидящие вокруг них постояльцы харчевни вытягивали души, словно упыри кровь. Сие действо являлось столь же премерзким, сколь и желанным для большинства ищущих запретных наслаждений. А в Рабском Рынке, где невольников было не в пример больше, чем в большинстве прочих полисов, ещё и весьма доступное, даже несмотря на то, что после ритуала от раба оставалась лишь высохшая до состояния мумии оболочка, ни на что более не пригодная.
В моей родной Дхаме сие занятие считалось уделом знати и некоторой части духовенства. Однако, сам я никогда не стремился к поглощению фимиама чужой души, ибо вместе с эссенцией бытия в пьющего вливается все, что терзало его жертву при жизни: страхи, обреченность, боль. Кто-то находит в этом некое извращённое наслаждение, но не я. Мне хватает вечной ненависти брата.
В полумраке плохо освещённого помещения, плясали зыбкие тени полотнищ, отделявших общую залу от мешков с прелым вонючим сеном - углом утех, где переплетались потные тела гостей и местных шлюх. Ни стульев, ни столов тут конечно же не было, потому гости сидели и лежали вповалку, кому где придется. Они то и дело пытаясь ухватить сновавших между ними рабынь за мягкое, но не позволяя ничего больше, ибо два амбала полуогра, внимательно озиравшие все вокруг и даже не притрагивавшиеся к спиртному, что лилось, кажется, прямо из стены за их спиной, явно выполняли роль вышибал. Не в силах удовлетворить зов плоти, гости нашли спасение в мутной браге, да игре в Рунир.
Лишь одно место этого подземного царства оказалось освещено достаточно ярко, чтобы стать ориентиром для ведущих нас тюремщиков, а заодно собрать округ себя больше всего народу.
- Тащите их к арене первого чана! - гаркнул из глубины помещения скрипучий голос, перебив собой даже унылый вой музыки. Из темноты на нас с ненавистью и интересом пялились злобные глазки хозяина заведения, формами напоминавшего оживших бурдюк с гноем, а безгубый рот вытянулся в усмешке, обнажив ряды острых, как у акулы, зубов.
Арена - громкое слово для дыры, наскоро выкопанной в земле, по кругу которой в стены были вбиты полусгнившие дреколья. Скорее это была обычная бойцовая яма, неизменный атрибут любого более ли менее крупного поселения. А на Рабском Рынке, так и вообще каждой второй карчмы.
Вожак коротко кивнул на отворившийся в полу решетчатый люк, видимо и ведущий в тот самый первый чан, а сам направился к хозяину бражного дома. Нас же, одного за другим, принялись скидывать в темный провал. В отличии от прочих спутников, рухнувших в жидкую грязь из остатков крови, алкоголя и нечистот, я лишь неспешно спланировал вниз, так и не коснувшись земли, чем вызвал неподдельную зависть прочих невольников. К счастью, сил у меня ещё пока хватало на такие нехитрые трюки, правда потолок здесь оказался столь низким, что тут же пришлось согнуться в три погибели, дабы не получить сапогом надсмотрщика по затылку.
Сверху упала решетчатая тень, послышался лязг задвигаемого засова, а за ржавыми прутьями засуетился с десяток размытых полутьмой фигур. Пара черепов, превращённых в горяченные масляные фонари, тусклым огнем из пустых глазниц шарили по внутренностям клетки в поисках тех, кого только что в неё засунули, а глядящая сверху свора принялась тыкать в нас пальцами, словно выбирая понравившихся. Голоса над головой звучали все громче, настойчивей и вскоре моя догадка подтвердилась.