Когда Нарсес с остатками отряда, наконец, добрались до место побоища, все было уже кончено, последние живые гротески кучами изрубленного агонизирующего мяса дергались в лужах собственных соков, освещенные дрожащим светом гаснущих «факелов». Мы же, с ног до головы покрытые своей и чужой кровью, стояли молча и тяжело дыша, оглядывая ристалище, лишь мельком удостоив вошедших вниманием.
- Пожалуй, не стоит здесь задерживаться. - заметил Велизарий, указывая на начавшую подозрительно шевелиться сворачивающуюся кровь, словно в ней копошились сотни червей или тонких язычков подземных кровопийц. Вскоре тут и правда должно появиться немало гостей, охочих до падали.
Мимо прошагала громада мародера, тело того было в нескольких местах пробито насквозь, а часть мышц правой руки превратились в жеваные лохмотья, однако сама природа мутанта исцеляла его прямо на глазах. Он ничего не сказал, хотя без сомнений понимал, по чьей вине все пошло не так, как он планировал. Что ж и на том спасибо. Вместо этого, Скофнуг медленно припал на одно колено перед Киром и с благоговейным трепетом склонил голову. Зара что-то зашептала пареньку и тот коснулся пальцами руки алых росчерков, нанесённых на маску.
Рядом фыркнул Альманзор, коему явно было не по душе подобное святотатство:
- Согласен, пора уходить. Скоро тут будет не протолкнуться от желающих полакомится мертвечиной. - он взглянул на меня и я, окинув недра колдовским оком, кивнул в сторону нужного нам прохода.
Вел тронул меня за локоть, тихо поинтересовавшись:
- Этих шрамов я у тебя прежде не видел и они не похожи на следы, оставленные гротесками. Что это?
Я повернул голову, почти сразу заметив три синюшные, словно давно зарубцевавшиеся, борозды, тянувшиеся от плеч вниз, до самых лопаток. С другой стороны были точно такие же. Мне вспомнилось ощущение касания мертвых, тащивших меня в свою юдоль, когда заклятие урагана почти выбило из меня жизнь.
- Мой рок. - ответил я, осторожно касаясь отметин, оставленных когтями брата, едва не забравшего мою душу. Шрамы казались старыми, загрубевшими. Вел лишь бросил короткий взгляд на черный череп в моей руке, не став расспрашивать дальше. Он каким-то образом всегда понимал недосказанное мною и я был ему благодарен.
Собрав то, что ещё можно было счесть за мясо, ибо дорога предстояла дальняя, а рабов на прокорм было совсем немного, мы двинулись в путь. Врачевать раны пришлось на ходу. Меня пара полученных неглубоких порезов почти не тревожила, а мародер полностью самоисцелился в первый же день, словно был родичем троллей, но над остальными Пиш хлопотал не переставая, в конце концов, сумев вернуть им часть былой силы.
Никто не корил меня за случившееся, видимо полагая, что именно место, в котором мы оказались, стало виной сорвавшегося с цепи заклятия, однако всё-таки старались лишний раз не приближаться. Я не переживал, к тому же вновь досталось возглавлять поход и пришлось сосредоточиться на окружавшем нас обманчиво пустом подземелье. Безжизненным оно было оно лишь в материальном мире, колдовская же реальность полнилась отголосками прошлого, духами не сумевшими уйти за грань вечности, прикованными к этому месту грехами или же муками. И повсюду, сквозь наплывшие камни, проглядывала та самая серо-синяя порода, признать которую не сумел даже наш старый наставник.
Постепенно её становилось все меньше, словно мы покинули пределы некого храма, позволяя волнам Вечного Океана вновь омыть наши души, но совсем она не исчезала. Подземелье, ставшее нашей спасительной тропой, не появилось здесь просто так, по воле природы или катаклизма, оно было тесно связано с прошлым мира. Сложно даже представить, каким же был Кеплер до Рубикона, если города того времени или чем могло являться то место, где мы сейчас шли, тянулись на целые недели пути.
Переход оказался нелегок, хотя тут не оказалось ни холода лютой зимы, ни оголодавших хищников, что теперь наводнили Долины Натриара. Однако, с каждым днем серо-синего камня, блокировавшего магию, становилось все меньше и что-то все сильнее давило на разум. Виной тому была набирающая силу Небесная Гора - худший из всех катаклизмов Кеплера. Ни высокие пики, ни глубокие норы, ничто не в силах спасти угодившего в неё путника. Однако, даже находясь за многие недели пути от эпицентра, как мы и не рискуя быть убитым или измененным дыханием эфира, каждое живое, да и мертвое существо чувствовало отголосок крика Кеплера. Мир корчился от боли, зараза эфира проникала в него, трупным ядом разносясь по ойкумене. Менялись земля, вода, воздух и даже магия. Стихии, умирая, превращались в жуткие свои подобия, отвратительные, до крайности опасные. Небесные Горы - самое страшное, что могло случиться и сейчас одна из них готовилась вот-вот родиться.