Мне подумалось на время задержаться у пролома, через который не так давно наблюдал за приближением странников. Позволить себе поразмыслить в тишине. Однако, у судьбы имелось свое мнение на это. Робкие шаги послышались за спиной.
- Баал? Я не помешаю?
А, Кира, ну что ж, не худший гость, что мог бы быть. В её негромком голосе звучала страшная усталость человека, привыкшего день ото дня сражаться со всем миром.
- Мне жаль твоих собратьев. - она запнулась, всхлипнула. - И Нарсеса.
- А мне их нет. Ютар с Альманзором пали, обезумев. Жизнь во власти вечного кошмара сто крат хуже быстрой смерти. Нарсес же избрал свой путь давно и не сошел с него даже пред ликом гибели, не каждому везет до смертного одра нести свой крест, достойно, не опуская головы. Он пал, но так как сам хотел, в бою, за то что верил всем сердцем. Вернее в кого верил.
С этими словами я посмотрел на Киру, та тут же поняла о ком я и грусть на её лице слегка опала. Тепло костра сюда почти не доставало, девушка ежилась, хотя была одета лучше любого из нас. Она видимо хотела поговорить со мной наедине, раз вопреки терзавшему её холоду покинула круг света и даже защиту номана. Последний, правда, стоял совсем неподалеку, готовый в любой момент броситься на защиту аватара. Но что ей было нужно?
- Пиш говорит, что сможет вскоре открыть нам путь. - Кира вновь попыталась завязать разговор.
- Прекрасно. - ответил я, но быстро понял, что такое «красноречие» не способствует общению и добавил. - Чем скорее мы окажемся в дали от Провала Обречённых, тем лучше для тебя. Но скажи, ведь ты пришла сюда не для того, чтобы поведать то, что вскоре станет и так известно всем?
Взгляд девушки устремился сквозь пролом в ночную мглу, где плясала свой дикий танец вьюга. Её стан был прям и даже немного горделив, но похоже, что вовсе не самомнение было причиной тому, а скорее какая-то застарелая травма. Подобная тем, что часто встречаются у рабов, лупцуемых баграми или переживших ранение в спину. Детство Киры, судя по всему, выдалось не из легких. Неудивительно, ведь слуги Падшего, как и их дети, были гонимы всеми.
Она сглотнула подступивший к горлу ком и еле слышно прошептала:
- Я боюсь.
- Грядущего? - что-то подсказало мне, что опасность смерти, не самая большая тяжесть на душе собеседницы, в конце концов, будь так, она бы и не подумала отойти от мародера. Уж лучшей защиты и желать было нельзя.
- Да, а ещё неизвестности, в которую превратился тщательно выстроенный Зарой план. Боюсь Небесной Горы, о которой слышала так много жутких рассказов ещё когда была совсем маленькой, живя в сокрытом ковене. Того, как катаклизм меняет тела и души попавших в него существ. Это гораздо хуже гибели, ведь так?
Большие светло-синие глаза, чистые и глубокие, словно горные озера, посмотрели на меня. В них я видел всю боль, все испытания, пережитые их владелицей, не многим меньшие, чем выпадают даже рабам-скоту, но до сих пор каким-то чудом не сломивших её.
- Гораздо. - подтвердил я, для верности кивнув. - Однако, Небесная Гора, кажущаяся чудовищным проклятием, на самом деле мало чем отличается от кошмаров, что ходят по земле. Просто она над нами и её видно лучше, чем какой-нибудь омут сырого эфира, сокрытый меж теснин. А ведь последний, едва ли не опасней. Что же до неизвестности, то вся наша жизнь есть неизвестность, в которой мы лишь строим наших планов миражи. Бояться этого все равно, что страшиться жить, какой в том прок?
Пальчики хрупкой руки дрогнули, словно желая прикоснуться ко мне, но тут же отпрянули, испугавшись самой мысли об этом. Руны на моих стальных костылях зябко задрожали, откликаясь на ауру могучий сущности, запертой в стоявшем смертном теле.
- А ещё я боюсь силы, которая растёт внутри меня. Той, что ты Баал сумел остановить, не дал вырваться на волю там, на подземных тропах. Я чувствую, она вовсе не такая, как рассказывала Зара, это не благородное созидание, но монстр, алчущий отмщения. Когда мое тело распадалось, выпуская из себя чудовище, наши с ним сознания стали сливаться воедино и мне довелось увидеть часть его стремлений. Оно не бог, а демон, зло в чистом виде.
Похоже, девушку терзал страх потерять себя, особенно теперь, когда растаяли последние обрывки наивных детских чаяний на лучшее, взамен которым открылась тяжесть правды. Привычный, пусть и опасный, но понятный мир Киры теперь рассыпался у неё на глазах, а она рыбкой металась от края к краю в высыхающей луже, ища путь избежать уготованной судьбы. И тут я осознал, она пришла сюда ко мне как к человеку, который один раз уже спас её, ища как минимум совета.