Впервые в такое путешествие отец взял меня, когда мне было одиннадцать лет. Сам, в одиночку, он уже не раз ездил на свою малую родину в деревню Спасское на юге Красноярского края, с ночёвками в открытом поле и многочисленными приключениями. Он рассказывал, как переправлялся на паромах и лодках через реки, буксовал в непролазных грязях, упоминал диковинные, будоражившие моё воображение названия: Китат, Яя, Арга…
Пришло время и мне узнать, что такое Арга. Дед с бабушкой беспокоились, говорили, что рано ещё брать меня в такую тяжёлую дорогу — ну что случится! Но отец взял, очень уж я просился.
Мы отправились в путь ранним утром в начале июля налегке, без коляски — на плохих дорогах мотоцикл-одиночка увёртливее. Когда выехали за город, в лицо ударил вольный ветер, запахи цветущего лета, и понеслась навстречу огромная земля — кудрявые перелески, поляны с розовеющим иван-чаем, курящиеся туманцем лога, над которыми всходило солнце.
Быстро промелькнули пригородные деревни, и вот наконец кончился асфальт. Застучали в крылья камушки гравийки, заклубилась пыль, пошла земля мне не знакомая — та, что лежала за загадочным горизонтом. Оказалось, на ней, как и везде, растут ромашки, шелестят развесистые берёзы, а на обочинах дороги с хозяйским видом сидят всё те же наглые вороны. При нашем приближении они тяжело поднимались в воздух, нехотя отлетали в сторону.
Долго ли, коротко ли, вдруг выросла из этой незнакомой земли деревенька — Мазалово. Помню, у околицы в высоком чертополохе, как остов выброшенного на берег корабля, стоял полуразобранный комбайн, а посреди деревни в низинке текла небольшая речка, через которую, как ни странно, не было моста. Наша дорога уходила прямо в воду и выныривала на изрытом колеями противоположном берегу. Это был тот самый Китат.
Мы остановились у воды, заглушили мотор. Над речкой, над заросшими крапивой задами огородов благодушно стрекотали кузнечики, неподалёку щипал травку телёнок, и больше в окружающем мире не было ни души. Казалось, всё спит заколдованным сном. Отец посмотрел на высокую ещё воду, сказал, что вброд нам не переехать, и отправился в деревню искать трактор.
Я остался у мотоцикла, прилёг на мягкую мураву, на которой пошевеливался в волнах тёплого воздуха гусиный пух. Спину пригревало. Я лежал, смотрел, как над сиреневыми зонтиками тысячелистника перед моим носом толкутся мошки, и не сразу заметил, что уже не один. По бережку, словно вдруг сотворившись из воздуха, неторопливо шли два пожилых мужика. Не глядя в мою сторону, будто меня не существовало, они тоже прилегли неподалёку, закурили. До меня доносился запах дымка.
Мужики лежали ко мне спиной, негромко переговаривались. Вдруг один оглянулся:
— Чё, на тот берег надо?
— Ага, — честно ответил я.
На этом разговор закончился, мужики опять словно забыли о моём существовании.
В тишине возник посторонний звук — где-то в деревне рыкнул, загудел трактор. Мужики встрепенулись, я тоже. Гудение приближалось. Из-за крайней избы на пригорке выскочил «Белорус» с мотавшейся из стороны в сторону тележкой-прицепом, в которой, ухватившись за бортик, стоял отец. Трактор остановился возле нас, мужики вскочили, сразу стали деловыми и сосредоточенными. Без лишних слов, будто у нас заранее была договорённость, роняя искры с зажатых в зубах сигарет, они быстро открыли бортик тележки, спустили одним концом на землю лежавшую в ней плаху, помогли закатить мотоцикл. Тракторист в промасленном комбинезоне стоял рядом, молча наблюдал за погрузкой. Я изумлённо смотрел на эту пантомиму, отец усмехался… Мы все влезли в тележку, трактор ринулся в реку и, поднимая волну, как торпедный катер, одним махом вынес нас на тот берег.
Отец рассчитался с мужиками бутылкой водки. Оставив трактор прямо на берегу, все втроём они неторопливо пошли куда-то за кусты тальника.
— Как они тут живут без моста — не знаю, но заработок у них есть, — глядя им вслед, улыбнулся отец…
В успокоившейся речке вновь неподвижно повисли отражения берегов, а телёнок, ошеломлённо наблюдавший наши перемещения, наконец вышел из оцепенения, мотнул головой, словно отгоняя кошмарное видение, и вернулся к своей травке. Над переправой опять сомкнулась тишина. Мы поехали дальше.