Доехать до «столицы Мартайги», Мариинска, в первый день было нашей задачей-минимум. На исходе этого долгого дня, когда уже начал спадать зной и бегущая сбоку тень мотоцикла стала заметно длиннее, измотанные, но с приятным сознанием, что цель достигнута, мы въехали в город. Он больше походил на деревню: одноэтажные домишки, пыльные тополя, болотистые, заросшие осокой пустыри, над морем которых поднималось несколько пятиэтажек да элеватор. Поплутав немного по ухабистым улочкам, мы вырвались на восточную окраину, к широкой Кие, над которой красиво раскинулись автомобильный и железнодорожный мосты, и вскоре были уже на другой стороне. Решили ехать дальше, сколько хватит сил.
Мы ехали по медленно отходящей от дневного зноя земле, по которой уже плеснуло золото предзакатного солнца, протянулись длинные тени колков. Она дышала нежным вечерним теплом, а когда дорога сбегала в низинки, окатывало прохладой, сыростью, крепким настоем белоголовника.
Наконец, когда солнце начало путаться в придорожных кустах, мы остановились на ночлег. Прямо посреди полей — отец просто отъехал метров сто от дороги за берёзовый колок. Пока ставили палатку и разводили костёр, солнце ушло за соседний перелесок, сразу ставший тёмным и таинственным.
Мы сидели у костра, ужинали разогретой на огне тушёнкой и смотрели, как медленно гаснет день. Никогда в жизни не ел я такой вкусной тушёнки, не пил такого вкусного, с белоголовником и смородиновым листом, чая, не сидел вот так, за сотни вёрст от дома, посреди бескрайней земли. А она, земля, укладывалась на ночлег. Солнце скрылось, мир из тёпло-золотого превращался в прохладно-сиреневый. Всё затихало, только из-за колка со стороны дороги изредка доносился шум проезжающих машин. А потом где-то рядом задёргал коростель. А потом меж тёмными кустами начало ткаться слоистое полотно туманца…
Этот вечер я запомнил на всю жизнь. Отец рассказывал, как в прошлую свою поездку ночевал где-то недалеко от этого места, и как к нему тогда пытался залезть в рюкзак и стащить хлеб вороватый бурундук… А когда совсем стемнело и только небо осталось светлым, он достал из рюкзака наш маленький походный транзистор «Алмаз», в свете костра покрутил настройку, нашёл «Маяк». Над тёмными кустами, такая необычная в этом ночном мире, поплыла музыка. Оказалось, что другой, большой, мир с радио, кино, телевидением никуда не делся, что земля — общая, и что огромные города с симфоническими оркестрами и эти тёмные кусты — единое целое. Я лежал у потрескивающего костра, и мне казалось, что я слышу и вижу всю вселенную…
Когда я проснулся, отца в палатке уже не было, а стенки её, освещённые снаружи утренним солнцем, горели ровным золотистым светом, и снизу на них, словно спроецированные фильмоскопом, стояли чёткие тени травы. В их диковинном узоре я без труда узнал лохматую шапку белоголовника, резные шишечки кровохлёбки… Я лежал, наблюдал за тенями и слушал звуки за стенками палатки. Вот прогудел паут, вот неподалёку о чём-то торопливо и стеснительно спросила иволга… А вот звякнуло железо — это уже отец, наверное, копается в мотоцикле.
Я вылез из палатки: утро было ясное, на траве, на сиденье мотоцикла, в котором что-то подтягивал отец, на всей отдохнувшей земле блестела роса. Вдруг над этой утренней землёй, отдавшись в берёзовых перелесках, разнёсся до боли знакомый звук. Гудок локомотива! Я опешил: откуда здесь поезда? Вчера, когда в затихших полях кричал коростель, казалось, мы так далеко от цивилизации.
— В Спасское к бабе Кате на поезде ездили, помнишь? Это и есть Транссибирская магистраль, — объяснил отец. — Тут рядом…
Позавтракав и уложив назад на багажник свой маленький лагерь, мы поехали дальше. Скоро я увидел, чей голос разносился над перелесками — недалеко от шоссе за лесополосой, то исчезая, то появляясь в просветах между деревьями, бежала железная дорога. Сквозь шум мотора долетел протяжный гудок — нас догонял поезд. Вот замелькала за кустами тёмно-зелёная полоса вагонов. Локомотив озорно свистнул, машинист в открытом окне, улыбаясь, махнул нам рукой… Я был в восторге. Мы мчались по радостной утренней земле среди светлых берёзовых перелесков наперегонки с весёлым поездом, и казалось, что мы и поезд стоим на месте, а на нас несётся огромный мир… Но вот железная дорога и наша гравийка начали расходиться, и вскоре поезд исчез в полях так же неожиданно, как и появился.