Дом наполнялся рабочим шумом, голосами прибывавших отделочников, таких же «обживавших» хозяйские квартиры «новосёлов». У мужиков, впервые за долгое время случайных заработков получивших крупный заказ, всё это пробуждало давно забытое ощущение постоянной работы. А Андрею, единственному из бригады профессионалу, запах стройки напомнил даже старые добрые времена на домостроительном комбинате. Но это была иллюзия — так в жаркие дни ранней осени кажется, что возвращается лето. На дворе стоял конец девяностых, и вернуть домостроительный комбинат, разваленный в их начале, или расформированный НИИ, в котором когда-то работал Виктор, или распроданный по кускам бывший завод Сергея, вернуть время, когда они каждый день ходили на работу и не думали о завтрашнем дне, было невозможно. Запах сгоревшей солярки от «КамАЗов», подвозивших к дому песок, был тот же, но атмосферы прежней стройки, которой Андрей дышал смолоду, уже не было. На доме работала разношёрстная публика, сметённая ветрами демократических реформ в «дикие бригады», отряды огромной нелегальной армии отделочников. Такие же бедолаги, как они трое — физик, инженер и штукатур, оказавшиеся не у дел, случайно сведённые жизнью так, как, наверное, она никогда не свела бы их в том счастливом упорядоченном мире, в котором они когда-то жили.
Виталий Сергеевич, заведующий отделом в одном из коммерческих банков, экономя на посреднике, контролировал работу сам, появлялся на «объекте» почти каждый день. Вместе с ним в сумрачных комнатах с заляпанными шпаклевкой полами появлялся запах дорогого дезодоранта и сигарет «Марлборо». Запах другой жизни, в которой были отделанные «под евро» офисы с длинноногими секретаршами, шикарные машины и коньяк «Хеннеси». Он вторгался в суровую реальность стройки и, казалось, защищал хозяина от её грубых прикосновений, тесня запахи шпаклёвки и краски. Когда же всё-таки эта реальность касалась Виталия Сергеевича, неосторожно прислонявшегося к пыльной стене рукавом новой дубленки, он озабоченно и тщательно обтряхивался.
Он расспрашивал мужиков, как лучше выставить подвесной потолок, чем выравнивать половую стяжку, как укрепить оконные откосы… Наклонив красивую голову с модным ёршиком седеющих волос, выслушивал советы, выяснял варианты, серьёзно кивал, говорил: «Понято», — и уезжал. А когда дня через два возвращался к той же теме, становилось ясно, что он консультировался где-то ещё. Наконец, давал указание делать то, что советовали сами мужики. Это было забавно.
— И прогадать боится, и нам довериться, а деваться некуда, — ворчал Андрей, когда они оставались одни. — Наверное, все стройфирмы обзвонил.
После ухода хозяина запахи красивой жизни таяли, возвращалась потеснённая ими прежняя, пахнущая шпаклевкой реальность. Мужики облегчённо вздыхали, включали погромче старенький, прошедший огни и воды радиоприёмник и шли работать дальше.
— Богу — богово, кесарю — кесарево, а нам надо семьи кормить, — язвил балагур-Виктор…
Но они никуда не могли деться от запаха хозяйского дезодоранта, когда садились с Виталием Сергеевичем в его «тойоту» и ехали по магазинам и оптовым базам закупать гипсокартон, краску или кафельную плитку. Хозяин обстоятельно советовался, что выбрать, где дешевле найти. Он погружался в сверкающий ёлочными огнями мир предновогодней торговли, праздничных скидок, сложных вычислений, и с этим миром уже гармонировал вполне…
Прошли новогодние праздники, постепенно вырисовывались очертания новой квартиры. Комната за комнатой мужики монтировали подвесные потолки, железнили половую стяжку, закрывали гипсокартоном отопительные стояки. Повернувшее на лето солнце уже играло на белых, аккуратно зашпаклёванных стенах. Виталий Сергеевич расплачивался, как и договаривались, поэтапно, но с непринужденной небрежностью, порой на три-четыре дня позже обещанного срока. Как бы замотавшись с делами и подзабыв о таком пустяке, как расчёт.