Выбрать главу

Когда спали морозы, на перекурах они начали выходить на открытую лоджию, где в затишке февральскими полднями уже оплавляло на перилах снег солнышко. Курили, смотрели на отходящий от зимнего оцепенения мир. В нём стояли солнечный свет и голубоватая морозная дымка, которую, как вуаль, набрасывала на себя дряхлевшая зима. Виктор рассказывал забавные истории из жизни «доцентов с кандидатами», Андрей вспоминал дээсковские заработки, Сергей — свой бывший сборочный цех…

Под ними в заметённом сугробами дворике ютился ветхий деревянный домик. Старичок дремал под пышной снеговой шапкой, зализанные ветром края её нависали на окна второго этажа. Снег крыши сверкал прямо перед лоджией. На нём лежали голубые тени от полуразрушенной кирпичной трубы и нависавшей над домиком ветки старого клёна, чернели точки нападавших сухих парашютиков. Голубела чуть заметная тропинка, пересекавшая крышу и обрывавшаяся у чердачного окна. Она поднималась по сугробу на низенькую, полузаметённую пристройку, а с неё по длинному снежному языку — на сам дом. Существо, протоптавшее её, вскоре было обнаружено. Большая рыжая кошка появлялась в окошке первого этажа, рядом с лопоухим фикусом. Она забиралась в открытую форточку, устраивалась поудобнее и, презрительно игнорируя шутливое шиканье мужиков, долго умывалась. Наведя гигиену, удовлетворённо облизывалась, потом спрыгивала на наметённый до самых наличников снег, шла к пристройке, по твёрдому занастившемуся сугробу в два прыжка взбиралась на неё, затем на крышу. Неторопливо прошествовав по голубой тропинке, мурка скрывалась в чердачном окне.

— Прямо заповедник, — улыбались мужики.

Иногда во дворик выходила сухонькая старушка с лопатой, отгребала от крыльца снежок. Её голова в пуховом платке ныряла вверх-вниз над огромными сияющими, в голубых складках, сугробами, а по веткам клёна, рассыпая трели, прыгали синички и с любопытством поглядывали на неё.

Мужики знали, что домик вместе с клёном, старушкой и кошкой, был обречён. Рано или поздно его должны были снести, как снесли уже половину старого деревянного города, чтобы построить ещё один «новорусский» дом. Старичку сочувствовали: все трое выросли в таких же «деревяшках». У Сергея, до сих пор жившего в деревянном доме, щемило в груди, когда он глядел на этот кусочек старого N-ска, над которым нависло безжалостное краснокирпичное «цунами». В том стремительно исчезающем городе у них остались молодость, прежняя работа, память о близких людях. В новом же, казалось, не было ничего, кроме тяжёлых нелегальных калымов. «Домик окнами в сад, ты приснился мне просто в той стране-стороне, где пошло всё под снос», — вспоминались слова песни братьев Радченко. И Сергей, а за ним и мужики тихонько напевали-наборматывали:

«Всё под снос — дом и сад, и любовь, и печали, И калитка в саду, и оградка во мгле, Домик окнами в сад, неужель отзвучали Эти звуки, что так душу ранили мне?»
* * *

Пришла весна, навесив сосульки на оба дома: высоченный краснокирпичный, гудевший от стука молотков и треска перфораторов, и тихий деревянный, с трудом удерживавший подталую, но ещё огромную снеговую шапку. Тропинка на ней потемнела, разорвалась. Снеговой намёт, по которому мурка без труда взбиралась на пристройку, осел вместе с тропинкой, и, чтобы преодолевать расширявшийся разрыв, с каждым днём кошке приходилось делать все более длинные прыжки. Но она упорно, с тем же независимым видом, продолжала ходить по своему маршруту.

На лоджии становилось всё теплее, мужики подолгу перекуривали, подставляя горевшие от шпаклевочной пыли лица свежему весеннему ветерку. Под его тёплыми порывами шевелил оттаивавшими ветвями старый клён возле старого дома, который с лёгкой руки Сергея так и прозвали — «домик окнами в сад». Хотя никакого сада, кроме этого клёна да черёмухи у сараев, при нём не было. Домик, может, уже в сотый раз в своей жизни просыпался от зимней спячки, вырастал из опадавших сугробов.

— Для монстра нынче первая весна, — стукнув кулаком по бетонной стенке лоджии, сказал на одном из перекуров Виктор. — А для старичка, может, последняя.

— Смотри, накаркаешь, — буркнул Сергей.

— Э-э, тот ворон уже давно каркнул, — махнул рукой Виктор. — И скушал полгорода. Лезет в самый исторический центр, паскуда.

— Домам по сто лет, деревянная резьба, а их под снос, — медленно выдыхая дым, поддакнул Андрей. — А потом орут: «Деревянная архитектура, неповторимый облик города!..»

— Орут, что расселяют людей из ветхого жилья, — добавил Сергей.