Запах позднего лета
Было совсем рано, когда, наспех позавтракав, Вовка выбежал во двор, кинул радостно взлаявшему Шарику горбушку хлеба, вскарабкался на недоделанный сруб и уселся верхом на уже тёплое от утреннего солнца бревно. Оглядел окрестности: огороды с рослой картошкой уже загорались огоньками зацветающих подсолнухов, за ними дымились туманцем осоковые петли луговой речки, дальше голубели одетые дымкой лесистые горы.
Вовка услышал знакомый звук, задрал голову. Прямо над ним бездонное синее небо резала надвое сверкающая стрела — реактивный самолёт… Окружающий мир манил в разные стороны — на речку, в лес, к невообразимо далёкому, летящему почти в космосе крошечному самолёту.
Но ещё интереснее было здесь, возле наполовину собранного, остро, как вином, пахнущего свежим деревом, усеянного каплями янтарной смолы сруба новой бани, с которым вчера целый день возились отец и приглашённые мужики. Вовка тоже целый день крутился рядом, на подхвате — подавал инструменты, на перекурах приносил мужикам пить, собирал в старый таз и таскал в дровяник крупную белую щепу. Вороха её, как сугробы, вырастали возле сруба в мгновение ока, работы у Вовки хватало.
Он восхищённо смотрел, как, сидя верхом на брёвнах, ловко работая острыми топорами, мужики рубили полукруглый паз, как, хэкнув, поднимали тяжёлое бревно и осторожно укладывали его на предыдущее, на проложенный поверху косматый зелёный мох. Как в углу двора, где всю жизнь буйствовала крапива, и где теперь разгородили забор в огород, словно по волшебству, вырастало новое строение, отчего двор становился непривычным, почти чужим. Вовке нравилась эта суета, весёлый стук топоров, разбросанные всюду брёвна, инструменты и даже белеющие в курчавой траве запашистые сосновые щепки… Сидя на бревне, он с нетерпением ждал: дядя Коля и дядя Гена, собиравшиеся сегодня закончить работу, должны были вот-вот подойти.
Стукнула щеколда ворот, появился дядя Гена. Сидевший в углу двора Шарик глухо заворчал, гремя цепью и негодующе повизгивая, залез в конуру. Дядя Гена подошёл к срубу, искоса, из-под сломанного козырька засаленной бейсболки, глянул на Вовку, молча бросил на траву принесённую брезентуху и, сев на неё спиной к Вовке, полез за «Беломором».
— Де отец, в избе? — сипло спросил он, и Вовка увидел, как над бейсболкой пыхнул голубоватый дымок.
— Ага, — Вовка с уважением глядел на бритый затылок, широко расставленные в траве дяди Генины ноги с торчащими из пляжных сланцев грязными пальцами.
— Позови, пусть выйдет… кха, кха, кха… — затянувшись, дядя Гена надсадно закашлялся.
Он всё ещё кашлял, когда вызванный сыном Сергей Петрович, на ходу дожёвывая завтрак, вышел на крыльцо.
— Петрович… кха, кха… я сёдни не работник, — Генка поднялся ему навстречу. — Чё хошь со мной делай… кха… Вишь, кака морда?
Он снял бейсболку, показывая отёкшую «морду», шишку и ссадину на лбу. Петрович поглядел на шишку, на босые Генкины ноги в пляжных сланцах, потом на чистое небо, по которому плыло одинокое облачко. С Генкой он договорился рассчитаться самогонкой по окончании работы, но вчера тот выпросил пол-литра авансом, клятвенно обещав, что только «поужинает» и утром будет «как штык».
— Вот и понадейся на тебя, — сдержанно сказал Петрович, глядя вдаль, на горы в завитках тумана.
— Смотри, какая погода! Надо успевать, пока без дождя…
Генка вылупил красные с похмелья глаза, покаянно застучал себя в грудь.
— Петрович, ты меня знаешь, — засипел он. — Если я слово дал — я сделаю!.. Ты меня знаешь!.. Я им вчера сказал: «Пить не буду!» Ты знаешь, чё оне сделали? В стакан налили, вместо воды мне подсунули!..
Оказалось, Генку жестоко обманули, а потом, как он ни сопротивлялся, насильно напоили. Что он мог сделать? До сих пор голова гудит! Топора он сегодня не удержит…
Вовка забеспокоился: неужели нынче не будут работать?
— Ладно, сейчас вылечу, — помолчав, сказал Петрович. — Но чтоб топор держал!
— Кха!.. — Генка кашлянул, высморкался. — Сруб добрый будет. Вон тот угол маленько завалили, другим бревном подровняем… Де у тебя точило, пойти топор поправить…
Генка стал деловым и строгим, сразу перестал вспоминать о своей немощи. Выпив вынесенную Петровичем стопку самогонки, закусив сорванным в огороде огурцом, он пошёл под навес точить топор, а Вовке дал указание найти потерявшиеся вчера верхонки.
За воротами послышалось урчание подъехавшего мотоцикла, стукнула щеколда, вошёл дядя Коля. Шарик вылез из конуры, завилял хвостом… Дядя Коля подошёл к срубу и кинул на брёвна свёрток мешковины, тяжело звякнувший железом. Навалился грудью на незаконченную стену, долго, чтото прикидывая, смотрел на сруб. Долговязая фигура его застыла в неподвижности.