— Не забудь, вот здесь меня положите, где сейчас сидим. Рядом с бабушкой.
— Да чего засобирался-то, господи! Сто лет ещё проживёшь… — не выдержал Виктор и тут же с досадой почувствовал, что говорит не то.
— Сто лет… — отец отрешённо глядел перед собой.
— Эх, Витя…
Где-то, казалось, в глубине увала вдруг глухо рокотнуло, по телу земли прошла дрожь. Виктор взглянул на небо: из-за гор вставала сизая хмарь.
— Ладно, тоску на тебя нагоняю, — глянул на тучу старик. — Давай до дому, пока не прихватило… Помни только: если помру в городе — повезёшь сюда. Хочу уйти в эти вот горы, в эти ромашки…
Отец сердито отмалчивался, лежал в избе: мол, делай, что хочешь, только всё зря.
Наконец, через пару дней утром вышел в огород, долго глядел на разворошённый сарай. Виктор подтёсывал очередной горбыль, воткнул топор в чурку. Полез за сигаретами. Сели рядышком на бревно.
— Заварил кашу, — голос отца звучал устало. — Ладно, раз уж хомут себе надел, так поправь заодно, вон, столбик, калитку закрыть не могу.
И махнул рукой в сторону покосившейся калитки из двора в огород. Медленно выпуская дым, Виктор чуть заметно улыбнулся:
— Поправлю…
После этого выходить в огород отец стал чаще. Когда он появлялся, шаркая галошами и подслеповато щурясь, Виктор втыкал топор, устраивал себе передых. Они садились в теньке, беседовали. Про то, что сарай не нужен, старик больше не заикался.
Усадьба ожила. Как только раздался стук топора,
всё в ней качнулось, пришло в движение: казалось, встряхнулись баня, поднавес, заборы, звонче застрекотали в крапиве кузнечики. Во дворе и огороде забелела в траве щепа, тут и там лежали брёвна, доски.
К радости Виктора, постепенно эти невидимые, ходившие всюду волны оживления раскачали и старика. Он уже не лежал целыми днями в избе, подолгу сидел с ним в огороде или на лавочке на крыльце. Они беседовали о науке и политике, о которых отец всегда любил поговорить, а рядом, как в былые времена, спускался с травинки, подслушивал их маленький паучок…
Иногда во время этих бесед Виктор чувствовал на себе пристальные, искоса, взгляды отца, и это его несколько озадачивало.
Старик начал давать советы по строительству — как срастить в паз обломки горбыля, как лучше положить стропилину… Теперь они обсуждали это буднично, будто по негласному уговору вопрос о ненужности сарая был снят.
Возник он лишь раз, когда к ним зашёл Васька, с которым собирались съездить на рыбалку. Посмеиваясь, лузгая семечки, он глядел на строящийся сарай с затаённым недоумением.
— Ну вы даёте! — сказал он тактично и неопределённо, не зная, как повежливее выразиться по поводу этой, по его мнению, блажи. Свёл к неловкой шутке:
— Ну, дядя Коля, будешь сдавать в аренду, кому дрова складывать некуда… Жалко, плакала наша рыбалка!
Виктор ожидал, что отец не удержится, скажет что-нибудь вроде: «Да гоню его на рыбалку, а он вот занялся…» Но, к его удивлению, отвернувшись в сторону, тот лишь глухо пробубнил:
— Да-а-а, буду сдавать…
Тем временем кончился жаркий июль, выпали на Илью прохладные дождики, горьковато запахло освежённой землёй и переломившимся летом. В эти дни как-то вечерком они с Васькой всё же съездили на рыбалку, поймали удочкой по пятку карасей. Так, один смех…
Начался самый трудный этап работы. Из обломков тяжеленных старых стропил Виктор стыковал-сращивал новые, обливаясь потом, верёвкой поднимал их на стены, крепил коваными скобами, а потом, сидя на них, как воробей на проводах, нашивал сверху обрешётку из старых тесин. Торопился — время уже поджимало.
— Брось, отдохни хоть денёк-другой, пока ещё возможность есть, — видя, как он корячится со стропилами, в последний раз, уже без всякой надежды, попробовал уговорить отец.
Но теперь, когда доделать осталось немного, Виктор и вовсе не собирался отступать, не хотел жертвовать ни днём. Старик, как мог, начал помогать — подавал тесины, инструмент… И уже Виктору приходилось его окорачивать:
— Оставь, батя, тяжело… Не надо, я сам…
Там, где зияла неприглядная пустота, вырастала, отчётливо темнела на фоне неба стройная обрешётка новой крыши, на которой уже с удовольствием останавливался глаз.
— Смотри, батя, что мы натворили, красота какая,
— как-то шутливо заметил Виктор. — Лучше прежнего.
— «Мы», говоришь? — усмехнулся старик, искоса глянув на него. — Смеёшься над отцом…
«А ведь понял он давно насчёт сарая, — вдруг подумал Виктор. — Виду не показывает, подыгрывает мне, дураку. И неизвестно ещё, кто кого перехитрил. Хреновый я психолог!..»