Выбрать главу

Садится к незнакомцам – отбитая. Одна – значит, нет парня. Нет парня – давно не было сношения. Ломается – значит, заигрывает. Так рассуждают горячие ребята с гор, и девушки, которые знакомы с этой деревянной психологией некоторых кавказцев, сразу чуют неладное и просят остановить машину. Либо находят уважительные причины и вообще не садятся в остановившийся автомобиль.

Если бы Соня путешествовала одна, её бы изнасиловали в первой же машине. Это сделал бы даже самый старый и немощный дед, ветеран войны. «Доча, потрогай меня вот тут. Ну что же ты брыкаешься. У тебя такие гладкие ноги. А зачем тебе кольцо в носу? Я не сделаю тебе больно. Вытри слёзки».

Она делала грубые ошибки, даже находясь со мной – с лёгкостью утверждала, что у неё нет парня, что означало возможность к ней подкатить. На одной вписке в Тбилиси она поплатилась за это и была вынуждена терпеть флирт грузина, который рассчитывал на удачу со свободной девушкой, так и не узнав, что чуть не попал в лапы настоящей ведьмы.

Подобные ошибки совершал и я, когда окружающие люди спрашивали, в гражданском или официальном браке мы состоим. «Что? Нет. Она моя сестра». «Да, сводная». «У неё не ладится с мужиками».

В парном трипе единственное правильное решение этого вопроса – легенда о том, что между вами есть любовные отношения. В противном случае вас ожидают непредсказуемые последствия, которые могут кончиться принудительным сближением с кем попало.

– Лучше сближаться с тем, кого знаешь, – объяснял я ей за день до уезда. – Возможно, нам придётся пососаться.

– Че?

– Прилюдно. В доказательство того, что мы крепкая семья.

– Это обязательно?

– Да, сейчас все так делают.

Все продуманные путешественники, во всяком случае.

Но мы явно были не в их списке, ведь так далеко отправлялись первый раз. И предложи я ей сейчас то же самое, ответ был бы очевиден: «Ахерел? У меня парень есть».

Парень действительно был. Как и повод расстрелять эту девку ещё на выезде из Саранска. Она оставила бойфренда в городе и свалила с человеком, который на второй день знакомства предложил ей интересные приключения на юге континента. Её так называемый отношенческий бэкграунд был изуродован и опорочен маниакальным эгоизмом, послужившим поводом для всех расставаний, где она всегда выступала в роли инициатора, поэтому все знакомые, которые знали её лучше моего, наотрез отказывались верить, что я вообще связался с этой вертихвосткой – вероятно, это послужило ещё одним толчком к поездке; я делал это вопреки здравому смыслу, в потере которого меня обвиняли, видя в компании с ней. Схожий по упёртости протест был десятью минутами ранее, когда я удерживал картонку с постыдной надписью и не надеялся ни на что – я просто это делал. И не подозревал о последствиях, которые свалились на нашу голову в бронированной машине какого-то психопата, работавшего личным охранником богатого предпринимателя.

– У меня никого не осталось, – выл он. – Только этот хмырь. Эта машина.

Я завязывал шнурки вспотевшими руками и испытывал досаду от его истории, и от того, что мы приближались к страшной развязке. В такие моменты хикканский образ жизни, который до этого вела Соня, кажется не таким уж безнадёжным. Сидишь в безопасной комнате, где риск встретить неуравновешенного козла минимальный, и играешь в онлайн игру с графикой времён Готики 2. Жуёшь чипсы под голос из скайпа и отрицаешь всякое желание выйти из дома, и уж тем более ехать куда-то автостопом.

Глаза моей спутницы краснели на мокром месте и, пока водитель вёл монолог о своей жизни, я забеспокоился о том, где мне брать антидепрессанты. Сейчас они потребовались бы всем, кто сидит в этой машине, даже мне, ведь лысый мужик вёл себя крайне странно и говорил так, будто это всё – чёртов сон, в котором я пребывал от выпитой чачи. Он так благоговейно поздоровался с нами на трассе, что его резкий гнев выглядел не реалистично и жутко, словно это главный герой из фильма «Сплит» с несколькими личностями в одном теле. Он знал о битниках всё, как Коля Васин о Битлз, и ненавидел их так же, как наше государство врагов режима.

Глава вторая.

Единственный режим, которому

ты пытался противостоять – это режим сна.

Однажды, в 2003-м пьяный батя скрутил мне руки. Дыша ядовитым перегаром, он уставился сквозь меня и с агрессией цербера спросил:

– В армию хочешь?

Я ответил, что хочу. Ведь он часто с благоговением вспоминал службу и гордое чувство выполненного долга, которое сохранилось у него с дембеля.

– Молодец, – улыбаясь, он ослаблял хватку. – Все мужики хотят служить.

Затем он доставал чекушку, опорожнял её до дна и в бреду ложился спать, оставляя меня наедине с этими мыслями. В 8 лет армия казалась чем-то далёким и нереальным. Я знал, что когда-то мне предстоит ходить в подчинении офицеров и мести плац. Воодушевленные, наполненные сильным чувством ностальгии рассказы отца о службе настраивали меня на то, что каждый молодой человек обязан уметь защищать Родину.