Вот что я узнал в этот день о Веселове.
Потом мне стала известна его дальнейшая история. На полковом пункте медицинской помощи, после того как были сделаны перевязки, Веселов заявил врачу:
— Мне надо вернуться на передовые, у меня там срочное дело.
Врач поинтересовался какое.
— Нам поручено станцию занять, товарищ врач… Сами понимаете, дело неотложное!
Несмотря на «неотложное дело», Веселова отправили в госпиталь, однако он ухитрился вернуться оттуда в часть.
Комиссар полка тов. Гольд рассказал мне:
— В полночь приходит к нам на командный пункт боец с забинтованной головой. Рапортует: «Разрешите доложить, товарищ комиссар, красноармеец Веселов отомстил гадам за мать и отца». Оказывается, у него интервенты расстреляли родителей в годы гражданской войны. Поговорили мы с ним. Все рассказал, как было в бою. А когда зашла речь о госпитале, вижу: человек что-то путает. Ну, я его припер к стенке. Признался, что сбежал из госпиталя. Пришлось обратно отправить…
…Вскоре правительство присвоило красноармейцу Веселову звание Героя Советского Союза.
Когда началась воина с белофиннами, я только что окончил нефтяной техникум, и мои военные знания сводились лишь к умению стрелять из винтовки.
Фронт. Ночи пошли одна холодней другой — безлунные, морозные и тревожные. Лес, где мы стояли, оглашался гулом снарядов, взрывами мин.
После прорыва линии Маннергейма наши части двинулись вперед. Артиллерия сравнивала с землей финские укрепления. 7 марта наш полк находился примерно в 11 километрах к юго-востоку от Выборга. В нашу задачу входило обойти Выборг справа. Финны оказывали ожесточенное сопротивление.
Наша рота, командиром которой был младший лейтенант Чертков, подошла лесом к большой поляне. Мы увидели маленькую железнодорожную станцию Сяйние. Ее прикрывали доты. Командир взвода получил задачу — зайти в тыл укреплениям противника.
Нас было 35 человек — все в белых халатах, вооруженные автоматами, гранатами, двумя ручными пулеметами. Поползли. Наш командир приподнялся, чтобы сказать что-то бойцам, но упал, сраженный вражеской пулей. Как быть? Неужели повернуть в лес, не выполнив задания? Ни за что! Я крикнул бойцам:
— Беру командование взводом на себя.
И мы двинулись дальше по глубокому рыхлому снегу. Один боец ползет впереди, упираясь ногами и раздвигая снег головой, другие — за ним. Когда передний утомится, его сменяет следующий— и так по очереди. Тут уже мы позабыли о морозе, от напряжения стало даже жарко!
Время от времени я указывал куда двигаться. В один из таких моментов, когда я чуть приподнялся, мне обожгло правое плечо-финская пуля прошла насквозь, раздробила лопатку, рука повисла. Пришлось автомат взять в левую руку. Спустя короткое время меня ранило вторично, уже в грудь.
Теперь нам грозили не столько доты (мы добрались до их мертвого пространства), сколько автоматчики, засевшие на станции. Там было несколько полуразрушенных строений и один уцелевший дом, откуда по нас строчили вовсю. Я приказал бойцам расползтись в разные стороны, и мы стали полукругом приближаться к дому. Удачные броски гранат — и домик разрушен!
Белофинны почувствовали, что у них в тылу появились советские бойцы, и решили любой ценой выбить нас со станции. Они окружили нас, а мы расположились в двух полуразрушенных домах и стали отстреливаться. Все дали клятву, что живыми не сдадимся!
Налеты врага следовали один за другим. Финские лыжники обстреливали нас с хода из автоматов, подползали к нам в белых халатах. Мы наладили круговую оборону, и по мере надобности я усиливал огонь, переводя часть бойцов на наиболее угрожаемую сторону.
Нельзя не помянуть добрым словом автоматы системы Дегтярева — это легкое и безотказное оружие. Оно нас здорово выручило. Автоматическим огнем и гранатами мы отбивали все налеты белофиннов.
Так прошло три дня. На четвертый день явилась выручка. При помощи артиллерии полк захватил станцию. Меня и других раненых отправили в госпиталь. Здоровые бойцы взвода отказались от отдыха и пошли со своей ротой дальше.
Машина Данилы Диденко сама по себе ничем не отличалась от многих таких же точно танков в бригаде. Только экипаж этого танка отличался от всех других экипажей, когда он выстраивался у своей машины.