Выбрать главу

8

Главный враг каждому человеку - это он сам. Человек все время, ежедневно себя обманывает. Верой в какую-нибудь идею, кажущуюся великой, верой в деньги, в успех, в светлое будущее, в то, что завтра все окажется лучше, чем сегодня. Человек верит во все, что угодно, но только не в самое главное. Может быть, потому, что очень трудно в него поверить, когда рушатся надежды на все остальное.

Так Майгатов упорно сидел и ждал звонка от Лены, хорошо понимая, что она не позвонит. Но он все равно ждал, потому что в этом ожидании видел единственный смысл сегодняшнего дня.

Он не сразу ощутил веру в звонок. Утром, после пробуждения, долго лежал и смотрел на окно, в которое билась метель. Наверное, ветру очень хотелось дотянуться до Майгатова, но двойные стекла мешали ему.

И, когда Майгатов все-таки вышел из подъезда за покупками, он ударил его в лицо с такой силой, словно мстил за стекла. Согнувшись, он доскользил по льду, укрывшему, придавившему собой и асфальт дороги, и тротуары, и глинистую почву дворов, до гастронома и ходил по нему не меньше получаса. На то, что хотел, денег не хватало, а то, на что хватало, не тянуло к себе. В итоге купил банку шпрот. Скорее всего, потому, что на ней была такая же черно-золотистая этикетка, как и на той, что они с Силиным ели в каюте. От банки веяло чем-то севастопольским. Хлеб, как обычно, по терминологии продавцов, был "ночным", а, значит, твердым, но идти до следующего гастронома не хотелось.

Дома он с удовольствием съел несколько первых золотисто поблескивающих рыбок и еле проглотил последние. Когда банка опустела, он ненавидел шпроты, как самую противную еду на земле. Долго запивал их горячим чаем и, наконец, увидел телефон. А увидев, почувствовал, что он сейчас зазвонит. И это будет она.

Но телефон выдержал взгляд в упор и взаимностью не ответил. Тогда он ушел в комнату, включил телевизор, хотя уши больше ждали звуков из кухни, чем из старичка "Рубина".

Так и сидел, потягивая остатки чая и глядя на экран, а вера в звонок от Лены становилась уже настолько нестерпимой, что он бы уже и сам ей позвонил.

А передача шла мрачная - о преступности. Плотный, с проседью, генерал в милицейской форме холодно, с профессиональной отстраненностью называл бешеные проценты роста числа убийств, ограблений, мошенничества, назвал Россию новым мировым центром переброски наркотиков из "золотого треугольника" и Афганистана в Европу, но комментатор, худенький мужчина в очках, неожиданно прервал его и сообщил, что свежая пленка, которую они только что получили, смонтирована. Генерал обиженно замолчал, а на экране вместо его поджатых губ появилось шоссе. На нем красиво друг за дружкой стояли две новенькие, отливающие лаком иномарки с распахнутыми дверцами. Камера обогнула переднюю из машин, заглянула в ее салон, и Майгатов напрочь забыл о телефоне.

С экрана на него в упор смотрели злые, недовольные глаза Степных, и только струйка крови, застывшая на виске, подсказывала, что эта злость навеки оледенела в мертвых зрачках.

- Мы находимся на Ленинградском шоссе, - влез в объектив маленький светловолосый журналист, поеживающийся на холодном ветру. - Полчаса назад здесь произошло жуткое убийство. Сейчас мы узнаем подробности.

Лейтенант-гаишник с луженым, багрово-синим лицом вытянулся, насколько позволял полушубок, по стойке "смирно" и испуганно зашевелил фиолетовыми губами:

- Настоящим докладываю, что при следовании по Ленинградскому шоссе двух автомобилей марки "Мерседес" и "BMW" первая из них, то есть "Мерседес", совершила столкновение с "Москвичем-ИЖ". Рядом оказалась патрульная машина ГАИ. В столкновении виноват был нерасторопный водитель "каблучка", то есть, извините, "Москвича", не справившийся с управлением на обледенелой трассе. Когда инстпекторы ГАИ подошли к иномарке для выяснения обстоятельств и засвидетельствования факта имеющегося дорожно-транспортного происшествия, то оказалось, что они - не инспекторы...

- Поясните подробнее, - журналисту уже надоел ветер, он бил ботинком об ботинок, а гаишник рассказывал так долго и так нудно.

- Ну, они выхватили из-под полушубков и прочего автоматы и пистолеты и в упор расстреляли всех лиц, находящихся в обеих машинах. Это я, правда, сам не видел, но один водитель, который мне и сообщил о факте происшествия, рассказал так. Стрельба велась в головы, поэтому смерть у всех наступила мгновенно, кроме одного товарища, который должен выжить. Мы вызвали "скорую" и отправили его в реанимацию.

- Известны фамилии потерпевших?

- Я - не следователь, но, видимо, их еще нельзя оглашать. Бригада прокуратуры должна вот-вот прибыть на место происшествия и тогда...

- И все-таки мы не можем утаить, - решил блеснуть осведомленностью журналист, а, может, заодно и отделаться от нудного гаишника, и побыстрее спрятаться от ветра в кабину останкинского "РАФика". - Среди погибших кандидат в депутаты Государственной Думы, известный предприниматель Михаил Степных. А единственный оставшийся в живых, тяжело раненный в голову - это некий господин Бурыга, по документам - офицер Черноморского флота.

Камера опять бесцеремонно заглянула в кладбище в салоне "Мерседеса", и Майгатов разглядел не только Степных, но и находящихся справа от него Анну и Серова. Анна сидела странно, боком, словно хотела собой закрыть Степных, но не успела. А Серов сжался в комок, уронив голову на плечо и рассматривал холодным потрясенным взглядом, может быть впервые увиденную у себя перхоть. А рядом с мертвым водителем, будто бы крепко засыпая, наваливался на него амбал-телохранитель, державший тогда, на даче, его за предплечье. Вторую машину показали мельком, но он успел заметить ставшее еще шире, с испуганно распахнутым ртом лицо Сальваторе и маленького телохранителя. Его отброшенная назад рука мертвой хваткой удерживала пистолет и, казалось, телохранитель не погиб, а хитро затаился и ждет, когда нападавшие повернутся к нему спиной. И только маленькая, с красным ободом, дырочка над переносицей, не оставляла сомнений в том, что ее обладатель уже никогда не сможет нажать на спусковой крючок. На отброшенной назад руке металлом отливал браслет майгатовских часов "Океан".

Майгатов вспомнил, что в папке Иванова сообщалось что-то о "Москвиче-ИЖ" и водителе с полосой на лбу, которого он почему-то окрестил "артистом". И в той же папке "инженер" был назван мастером инсценировок. Похоже, Иванов не ошибался. В "инженере" умер великий драматург.

- А что вы скажете по этому поводу? - спросил появившийся на экране комментатор у милицейского генерала.

- Я возмущен!.. Когда преступники маскируются под наших работников...

- Я не об этом. Смотрите: среди бела дня, на оживленной трассе... Восемь трупов, один - тяжело ранен...

- Восемь трупов! - фыркнул генерал. - Чему вы удивляетесь? В стране ежедневно погибают в разборках, при подрывах и в результате работы заказных убийц, то есть киллеров, три-четыре человека. Большая часть этих потерь - в столице. Восемь - это всего лишь двойная норма, но она, поверьте, на статистику не повлияет...

Майгатов вздрогнул от звонка. Ожидание его он загнал так далеко внутрь, что, когда до слуха дошел резкий звук телефона, дрогнуло сердце.

В три прыжка долетел до кухни, сорвал взмокшими пальцами трубку, а из нее раздалось бодрое:

- Юрка, привет! Это я - Мишка! Слышно нормально?

- Нормально. А чего ты волнуешься? С Луны, что ли, звонишь?

- Не-а. Дальше - из Шереметьево-2.

Две расстрелянные иномарки тоже ехали в этот аэропорт.

- А что... что ты там делаешь?

- Через час с копейками улетаю в Эмираты. Шоп-тур. На все "бабки" часы хочу закупить. У них "гонконг" идет по баксу за штуку, у нас - по пять. Улавливаешь? Надо успеть до начала следующего года пять-шесть раз обернуть сумму.

- Почему именно до начала? - спросил Майгатов, хотя ему это было вовсе неинтересно. Просто Мишка дал паузу именно для этого вопроса и получил его.

- Газеты читать надо. С первого января девяносто четвертого будет полностью либерализована внешнеэкономическая деятельность. Ты пойми: уголь, древесину, цветмет, чермет и прочее можно будет гнать за "бугор" без лицензии! Золотое дно!