— Надо, Георгий Сергеевич, освободить хотя бы с десяток коек да положить гражданских, — взволнованно обратилась к Самсонову Лидия Тарасова.
— Освободим, койки будут. А где же больные?
Население города в эти тревожные дни не думало о болезнях. До лечения ли, когда в городе фашисты!
У работников госпиталя среди знакомых нашлись старухи и старики, нуждающиеся в медицинской помощи. Уговорили их лечь в больницу. Старухи домовито расположились в палате и завели нескончаемый разговор о болезнях и старческих немощах.
Со стариками пришлось повозиться.
— Что мне в той больнице делать? — упирался рыжебородый дед.
— Лечить, дедушка Анисим, будем.
— Чего меня лечить? Гитлеры вот вылечат.
— Ну зачем, дедушка Анисим, отчаиваться, — уговаривают его две молоденькие сестры. — Жить будете.
— Лечите кого надо, а мне уже в Могилевскую губернию пора.
— Несознательный вы, дедушка Анисим! Красный Крест должен лечить и военных и гражданских. А гражданских у нас маловато.
— О господи, в самом деле «новый порядок» пришел: здорового в больницу упрашивают.
— Мы у вас столько болезней найдем, что сон потеряете.
Старик не слушал девушек, бубнил свое:
— А когда в самом деле болел, так не клали. В горсовет старуха ходила жаловаться.
— Дедушка, в палате на лучшую кровать уложим.
— Так, значит, недобор по гражданским? — хитровато улыбаясь, спросил старик.
— Полежите недельку, отдохнете, а потом выпишем, — наседали сестры.
— Недельку? Раненых объедать?
— Дедушка, Мария Степановна ваша ходит в больницу, продукты носит, свое кушать будете. И вас навестит. Может, и раньше выпишут. Понимаете, лечь надо обязательно!
Дед разгладил бороду и внушительно ответил:
— Ведите. Коль болеть надо — я согласный.
Заполнялись новые истории болезни. И если бы дед Анисим почитал свою, он удивился бы, как еще жил на свете при таком обилии недугов.
У закрытых ворот больницы остановилась легковая машина. Вышли четыре офицера. Один из них ногой отворил калитку, прошел на территорию больницы, за ним — остальные. Сторож молча вытянулся у своей будки и застыл.
На шум мотора из кабинета вышел Ковшов. Докторский халат ослепительно бел, упруго накрахмален. На рукаве — красный крест. На белом круглом колпаке — тоже красный крестик. Ковшов не успел представиться, как офицер на чистом русском языке небрежно спросил:
— Начальник госпиталя?
— Нет, господин офицер, главный врач больницы Красного Креста Ковшов.
Офицер внимательно осмотрел врача с головы до ног, на секунду задержал взгляд на носках до блеска начищенных коричневых туфель. Потом медленно еще раз провел взглядом по высокой фигуре доктора. Ковшов встретил взгляд офицера спокойно и твердо.
— Почему больницы? Мы имеем данные, что это — госпиталь русских раненых.
— Есть и раненые, которые остались в городе. Они совершенно беспомощны. Международное общество Красного Креста взяло на себя попечение о них. В городе нет больницы. К нам идут больные горожане, и мы оказываем им медицинскую помощь.
— Где размещаются раненые и больные?
Ковшов показал на корпуса, пригласил осмотреть все.
— Не имеем времени.
— Я очень прошу господ офицеров посетить хотя бы несколько палат. Вы первые представители немецкой армии, которые удостоили посещением больницу!
Говоривший по-русски что-то сказал остальным и, взглянув на ручные часы, двинулся вперед:
— Показывайте!
Идущий рядом Ковшов говорил офицеру о трудностях, которые переживает больница.
— Кормим тем, что приносит население. Рацион скудный. Надеемся, что командование германской армии окажет больнице свое покровительство.
Офицер молчал, не отзываясь ни словом, ни жестом. Вошли в палату. Раненые лежали на койках, молча смотрели на немецкого офицера. Не разомкнув рта, офицер круто повернулся и пошел по коридору. Ковшов постучал в следующую дверь. Глухо прозвучал старческий голос:
— Войдите.
Это была женская палата. На восьми тесно сдвинутых кроватях лежали старухи. Вслед за офицером вошла дежурная сестра. Окна закрыты, в палате душно. Офицер поморщился, повернулся к выходу. Его молчание беспокоило Ковшова. Он готовился отвечать на вопросы, но никто ни о чем не спрашивал.
В следующей палате среди раненых лежал старик. Рыжая борода разметалась на белизне простыни. Дежурная сестра обратилась к Ковшову:
— Петр Федорович! Больной час назад доставлен с улицы. Улькус дуадени.
— Язва двенадцатиперстной кишки, — пояснил Ковшов офицеру и снова повернулся к сестре.