— Дежурный врач предполагает перфорацию. Ввели морфий, назначен на консультацию к хирургу, — закончила она.
Неожиданно для Ковшова офицер заговорил:
— Армия фюрера гуманно относится к русским пленным. Вам много клеветали на нашу армию коммунисты и евреи — не верьте им. По приказу фюрера немецкая армия создает лазареты для раненых. Пленные содержатся в лагерях, где им обеспечено питание и уход. После победного окончания войны они возвратятся в свои семьи. Всем будет сохранена жизнь. Те, кто проживал в районах, завоеванных победоносной армией фюрера, по выздоровлении могут с разрешения немецкого командования выехать домой.
Произнеся эту речь, офицер повернулся, вышел из палаты и направился к выходу из корпуса. Уже на улице спросил:
— Где еще есть раненые?
— В бывшем санатории «Совет». Там наша вторая больница.
— Поедом туда!
Ковшов сел в машину. Когда подъехали к санаторию, большая группа раненых находилась во дворе. Подошел врач Викторов.
— Главный врач второй больницы Красного Креста Борис Михайлович Викторов, — представил его Ковшов.
Едва кивнув Викторову, офицер сказал Ковшову:
— Господин Ковшов, вы сейчас скажете раненым то же, что я сказал там, в палате!
Сказано это было вполголоса, так что услышал только Ковшов. Произносить речь ему не хотелось, но и уклониться он не мог. Надо сказать и ничего не сказать. Пока Ковшов думал, офицер нетерпеливо посматривал на него.
— Господин офицер германской армии посетил несколько палат первой больницы Красного Креста, — начал Ковшов. — Господин немецкий офицер от лица командования германской армии заверил, что с вами будет гуманное, то есть хорошее, обращение. Господин немецкий офицер заявил, что все, кто говорит о нехорошем отношении немецких властей к русским пленным, клевещут на армию фюрера. Господин немецкий офицер заявил также, что все русские раненые, уроженцы оккупированных германской армией районов, могут потом выехать к своим семьям. Армия фюрера содержит пленных в лагерях, где им обеспечивается питание и уход, а после победы Германии они возвратятся к своим семьям.
Чтобы слушатели поняли его отношение к словам офицера, Ковшов после небольшой паузы добавил:
— Как видите, господин немецкий офицер полностью подтвердил то, что я на днях при обходе говорил вам. Вы хорошо помните мои слова?
— Помним! — отозвалось несколько голосов.
Офицер обеспокоенно посмотрел на Ковшова. Петр Федорович, чтобы подчеркнуть, что он говорил не от себя, а по принуждению и передавал чужие слова, повернулся к офицеру и громко сказал:
— Господин офицер, может быть, я что упустил из вашей речи?
Офицер качнул головой и зашагал со двора. Когда вышли за массивные решетчатые ворота, офицер предложил Ковшову сесть в машину.
«Любезен, — подумал Ковшов. Усмехнулся: — Где взял, там и положь…»
Но, спустившись к «Савою», машина повернула влево, в противоположную от первой больницы сторону.
«Что еще? Куда везут?» — с беспокойством подумал Ковшов.
12
Вслед за офицером, что-то кратко сказавшим часовому, Ковшов поднялся на второй этаж одного из корпусов санатория «Ударник».
На двери кабинета, пока офицер отмыкал ее ключом, Ковшов успел прочитать слово, написанное латинскими буквами: «Венцель». Очевидно, фамилия хозяина кабинета.
Офицер вошел, снял фуражку, повесил ее и прошел к столу. Сел и обратился к Ковшову:
— Господин Ковшов, составьте список раненых. Форма: фамилия, имя, отчество, год рождения, вероисповедание, род войск, воинское звание, должность, партийность, национальность, место рождения или жительства до армии, куда хотел бы ехать после выздоровления.
— Господин офицер, разрешите записать. Могу забыть.
Офицер открыл ящик стола, вынул из него бумагу и, подавая Ковшову, сказал:
— Здесь все вопросы, которые нас интересуют. Список в двух экземплярах — на русском и немецком языках. Сведения должны быть точные, за вашей подписью. Учтите, что мы за обман расстреливаем.
— Когда я должен представить эти материалы, господин офицер?
— Завтра к десяти часам.
— Господин офицер, разрешите заметить, что к десяти утра физически нельзя составить столь обширный материал, а в отношении экземпляра на немецком языке просто невозможно, потому что нет работников, знающих немецкий язык.
Офицер подумал и сказал:
— Представьте русский экземпляр послезавтра в десять утра. Моя фамилия Венцель.
— Будет сделано, господин офицер!