— Иван-царевич, что служба?
— Дайте мне коня и одёжу и чтобы на каждой ветке была свечка зажжена.
Так оно и было.
Еще другой раз кольцо переклал — явились двенадцать молодцов:
— Иван-царевич, что служба?
— Дайте мне коня и одёжу и чтобы на каждой ветке по десять свечей было зажжено.
Опять она это увидала. А на третий раз ио пятнадцать свечей на ветке горело. Весь город свет увидел. И она видала. Прошло время — стали старшую дочку замуж выдавать. Потом вторую. Сватается третий жених, а дочь говорит:
— Я ни за кого, как за Незнайку.
И никак.
— Обвенчайте меня, а то себя, изведу.
Позвал царь Незнайку.
— Хочешь ли дочь в жены взять?
— Не знаю.
— Будешь ли жениться?
— Не знаю.
Обвенчали ж, а он кожана своего не сымает, виду не показывает. Пришла она к нему, а он все «не знаю» да «не знаю». Так ничего и не добилась.
А город их был по край моря. И стала из моря трехглавая змея выходить и народ поедать. Каждый день ему дают. Дошла очередь за царской дочерью. Прибежала она к Незнайке и говорит:
— Вот сестрицу повезут на съедение.
Увезли её в остров. Перешел вечер. Взял он перстень, переклал:
— Коня и меч — змею бедить [78].
Сел и доехал.
— Здравствуй, царевна.
— Здравствуй, рыцарь. Чего пришел?
— Змею бедить. А что, царевна, поищи-ка у меня в голове.
Она стала в голове копать, змея вышла из моря, ревет, а она его разбудила. Взял он свой меч, одну голову отрезал да под камень и спрятал, сел да уехал. Приехал, едет кругом царского сада, красивый такой. Царь его на чаи зовет, а он говорит:
— Благодарю покорно за двадцать пять нагаек
А царь и не догадался. И он опять кожан одел и лег спать.
Приехал водовоз на остров, смотрит — царевна живая.
— Скажи, что я тебя спас.
Пришлось сказать.
Через два-три дня вторая голова змеиная кричит:
— Давай человека.
Вот и вторую сестру повезли. Вечером увезли её в остров.
Незнайка переклал себе перстень, явились двенадцать молодцов:
— Чего, Незнайка, велишь?
— Коня и меч — змею бедить.
Сел он и поехал. До ей доехал.
— Здравствуй, — говорит, — царевна.
— Здравствуй, рыцарь, чего пришел?
— Змею бедить.
А слуги говорили, что сегодня будет шестиглавая змея. Да тут водовоза отправили — чтобы он змею победил. А он, сукин сын, спрятался. Вот Незнайка и говорит царевне:
— А что, царевна, поищи-ка у меня в голове.
Она стала в голове копать. Змея вышла, ревет. А царевна его разбудила. Взял он свой меч, размахнул да победил. А головы отрезал да под камень спрятал. Сел да уехал. Опять едет мимо дворца, а царь его на чаи зовет. А он говорит:
— Благодарю покорно за двадцать пять нагаек.
А царь и не догадался. Незнайка кожан одел и лег спать.
В третий раз — его жену повезли. Она плачет, прощается, в ногах валяется, а он все кланяется:
— Не знаю.
Вечером перекинул перстень. Выскочили двенадцать молодцов и говорят:
— Сегодня девятиголовая змея будет.
Так и вышло. Пришел он к царевне:
— Поищи, царевна, в голове.
Та давай ему в голове копать, а он и заснул богатырским сном. Вот змея вылезла, рычит. ревет. Давай его царевна будить — не добудится. Давай его по земле волочить. Волочила-волочила, а сама плачет. Слеза на него упала, он проснулся, змею победил, шесть голов отрубил, а три молятся: «.Пощади».
— Повези, — говорит [Незнайка змее],- меня в город.
Она его по городу возила, весь народ смотрел, а потом он и три головы отрубил. Пришел в избушку и сморил его сон, так и заснул в одеже королевской и коня не отпустил. Она с острова пришла, в сторожку побежала. Тот самый рыцарь лежит. Тут кожан сожгли — он проснулся — ну, настоящую свадьбу и сыграли. И он наследником остался в этом царстве. И жили они, и поживали они.
36. ОРОН-ВЕРНЫЙ
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. У него было три сына: Егор Храбрый, Федор Важный да Иван-царевич.
Егор Храбрый вырос до возрасту, задумал невесту искать. Поехал белый свет смотреть. Ехал-ехал, до лесу доехал. В том лесу ветха избушка, берестой покрыта, дубом подперта. Постучал царевич в избушку. впустила его в избушку старая старушка.
А горница в избушке бархатом убрана, золотом шита. Сидят на лавке две девицы, две голубицы, одна другой лучше. Стал Егор Храбрый старшую девицу сватать. А бабка-яга и говорит:
— Та девица не худого роду, чтоб на пусто брюхо свататься.
Навалила на столы пряников, налила бражки медовой, сусла пивного.
Он наелся — напился, под стол свалился.
— Охти мне, поганый пьяница, да по жениху и невеста.
Подняла яга-баба Егора Храброго на одну ладонь, девицу-голубицу за белы перышки, да в погреб и кинула«
Ну, долго ли и Федор Важный жениться захотел. Поехал по свету жену выбирать. Ехал-ехал, в сад заехал. В том саду стоит золотой дворец, серебром крыша крыта.
— По моему званию и домок.
Зашел Федор Важный в золотой дворец. Во дворце худа комната рогожей крыта. На грязной лавке сидит девица-белая голубица. Федор Важный шапки не скинул, бабке не поклонился. Бабка в углу стоит, говорит:
— В моем доме по пирогу честь.
Навалила на стол медовых пряников, понаставила браги и пива, Федор наелся-напился, под стол свалился.
— Неучтивому пьянице и невеста така.
Взяла баба-яга Федора на одну ладонь, девицу-голубицу за белы перышки, в погреб кинула.
Вот вырос Иван-царевич до возрасту. Хочет он братьев найти, невесту высмотреть. Отец-царь ему воли не дает. Тут Иван-царевич запечалился. Ходит по городу, слёзы льёт. Увидала его бабушка-задворенка.
— Что, Иван-царевич, слезы льешь?
— Были у меня братья-царевичи, я хотел бы их отыскать, а отец воли не дает.
— Вот, Иван-царевич, когда ты родился, тогда и конь родился. Есть у царя худой погреб. За двенадцатью дверями, за двенадцатью замками там конь стоит? Под передним углом богатырские доспехи валяются, Ты наутро скажи отцу, будто сон видал, а не сказывай, что я тебе дело открыла.
Ну, Иван-царевич спать повалился, утром встал, говорит:
— Государь мой, батюшка, я сегодня во сне чудеса видал. Будто есть у тебя худой погреб. В том погребу двенадцать дверей, за двенадцатью замками там конь стоит, вровень со мной родился. Под передним углом богатырские доспехи валяются. Это правда или сонный врак?
— Это, сын, тебе не сон снился, а кто-то тебе дело рассказал. Ну, так делать нечего.
Пошел Иван-царевич к худому погребу. Взял замки богатырской рукой. Сверху рвет, снизу конь двери ломает.
Проломали двери — конь выскочил. Положил Иван-царевич на коня богатырскую ладонь, конь не шелохнется. Поднял Иван-царевич худой погреб за передний угол. Вынул меч-кладенец, копье долгомерно, доспехи богатырские. И поехал по свету братьев искать. Ехал-ехал, до избы доехал. В темной горнице баба-яга сидит. Иван-царевич коня привязал, копье долгомерно на земь кинул. (Все равно никому не поднять). Зашел в горницу, шапку снял, поклонился,
— Где, — говорит, — яга-баба, мой братья?
— В моем дому попьют-поедят, потом вести спрашивают.
— Я в твоём дому не гость, а пришел ответа спрашивать.
А баба-яга взяла, стол поставила, пряников медовых наносила, браги налила. Иван-царевич взял стол правой рукой, в окно выбросил, бели[79] выбил.
Яга-баба видит, что его хитростью не взять, схватила из кошеля две змеи; побежала на Ивана-царевича. Змеи шипят, огнем палят. Иван-царевич взял меч-кладенец, один раз махнул — змеям головы снял. Схватил бабу-ягу, Давай правду пытать. Тут она и покаялась. Он ей голову снес. Одним пальцем двери открыл.
— Живы ли, братья мои да девицы-голубицы?
— Живы, Иван-царевич. На ладан дышим.
Вышли тут царевичи да девицы-голубицы. Худые да бледные, у голубиц пёрышки повылезли.