Где же, как не на страницах газеты туринских рабочих, поразмыслить о съезде в Ливорно!
Грамши вернулся в Турин со сложным ощущением победы и поражения. Раскол отвечал необходимости создания партии, способной возглавить рабочий класс в трудной обстановке. Но сам раскол, по его убеждению, прошел неудовлетворительно: революционное крыло социалистической партии не сумело увести с собой большинство. Как всегда у Грамши, отвлеченное понятие, в данном случае «большинство», оставшееся в рядах социалистов, персонифицировалось в живых людей, многих из них он знал лично, и было очень жаль терять хороших товарищей.
Куда поведет партию Бордига? Как руководитель Амадео обладает многими превосходными качествами и... многими недостатками. Впрочем, у кого нет недостатков! Главное, сумеет ли Бордига подготовить партию к жестоким боям? Что эти бои неизбежны, Грамши не сомневался.
Где же, как не на страницах «Ордине нуово», оценить противника, предупредить общество о «грозном призраке» государственного переворота, который готовятся осуществить фашисты — генеральный штаб латифундистов и банкиров!
«Поражает дальновидность этой оценки и содержащегося в ней предупреждения...— полвека спустя напишет итальянский историк-коммунист Сприано,— Этот анализ проводился не в спокойной обстановке, за письменным столом, а в условиях, когда в Италии разыгрывались события гражданской войны...»
В своем крохотном кабинете на втором этаже Грамши не думал о том, что о нем напишут через 50 лет. Он работал.
В комнату заглянула Пиа Карена. Укоризненно покачав кудрявой головой, вытряхнула в корзинку окурки из пепельницы, приоткрыла форточку.
— Это вчера товарищи,— виновата пробормотал Грамши, продолжая писать.
— Там Пьеро Гобетти. Принес статью. Ждет,
— Ждет! Пьеро!—громко позвал Грамши,
Вошел юноша, золотоволосый, с открытым, ясным лицом я остановился у двери, смущенно глядя на Грамши.
— Пиа оказала, что ты совсем не ложился.
— Ох уж эта Пиа! Ложился и спал крепким сном целых четыре часа. На будущее договоримся: человек, ведающий в «Ордине нуово» театральной и литературной критикой, может в любое время дня или ночи входить в кабинет главного редактора. А теперь главный редактор жаждет прочитать твою статью.
Гобетти молча положил на стол рукопись. Грамши сразу погрузился в чтение,
Несмотря на свою молодость, Пьеро Гобетти уже был выдающимся публицистом и издателем. Грамши высоко ценил его за поразительную одаренность, в не меньшей мере — за духовную честность и отсутствие всякого тщеславия. Левого либерала Гобетти Грамши пригласил сотрудничать в коммунистической газете, считая, что статьи Пьеро украсят «Ордине нуово», а «Ордине нуово» свяжет молодого литератора с внешним миром.
— Хорошо,— сказал Грамши, дочитав.— На небольшой площади газетной статьи ты сумел доказать важную мысль: искусство выражает определенный нравственный мир, но не меняет его по своему произволу. Если безобразный человек хочет увидеть в зеркале свое лицо красивым, ему не помогут поиски другого зеркала... Хорошая статья, Пьеро.
Он взял карандаш и написал: «В набор»,
Гобетти поднялся.
— Сегодня еду во Флоренцию.
Грамши нахмурился.
— Во Флоренции власти потеряли голову, войска обстреливают из артиллерии рабочие кварталы. Там сейчас Тольятти... У Пальмиро есть опыт.
— Не беспокойся за меня, Антонио,— усмехнулся Гобетти.— Гадалки предрекли мне долгую жизнь.
— Провожу тебя,— сказал Грамши.
Они прошли через комнату, где Пиа Карена разбирала утреннюю почту. Письма рабочих-читателей она складывала в отдельную папку,— Грамши их читал сам,— остальное сортировала по отделам. Гобетти спустился по лестнице.
— Не лезь на рожон, Пьеро, прошу тебя,— сказал ему вслед Грамши.
Пиа Карена вскинула глаза, но промолчала. Она развернула объемистую бандероль, бумажную обертку бросила в корзинку. Грамши, который направлялся к себе, нагнулся, извлек из корзинки обертку, разгладил ее.
— И не жалко тебе, дорогая Пиа, такие превосходные марки?