Противником конференции с участием Советской России оставалась Франция. В лице пришедшего к власти Пуанкаре правые элементы получили опытного лидера, который, по выражению одной из газет, сумел «их бестолковые требования переварить в политическую доктрину».
Германия — побежденная страна — искала выхода из чудовищной инфляции и послевоенного экономического кризиса, усугубляемого грузом репараций в пользу стран-победительниц.
Так раскладывались карты в политической игре, ставкой в которой была судьба Европы.
Грамши с интересом просматривал свежие сообщения мировой прессы. Тольятти прав, авторы этих сообщений скорее гадали, чем знали что-либо определенное. «Нью-Йорк тайме» выражала сомнение в приезде Ленина в Геную, «где его жизни может угрожать опасность», «Нью-Йорк геральд» критиковала государственного секретаря Юза за его отказ участвовать в конференции в Генуе. «Нойе винер тагеблатт» утверждала, что невозможно исключить Советскую Россию из общего баланса мирового потребления, и настаивала на заключении с Советским правительством торгового договора. Мнение французских газет было разноречивым.
— Все,— сказал Тольятти. Он откинулся на спинку стула, сильно, до хруста в суставах потянулся, затем аккуратно сложил написанные листки.
— Посмотришь?
Грамши кивнул. Откладывая в сторону газетные вырезки, он сказал:
— Никто из обозревателей не отважился на философское обобщение, а оно напрашивается. Впервые в истории человечества на международном кворуме будет поставлен вопрос о двух формах собственности: частно-капиталистической и социалистической.
— Это зависит от того, как пойдет конференция,— заметил Тольятти.
— Конечно. Но даже в тех скудных материалах, которые до нас доходят, можно уловить принципиальную позицию Ленина в этом вопросе, а Ленин умеет отстаивать сваю позицию.
Грамши быстро прочитал исписанные листки и вернул их Тольятти.
— По-моему, хорошо. Без громких слов «Коммунист» предупреждает о самом главному самом страшном: опасности фашистского наступления. По-моему, хорошо, Паль-ми,— повторил он. Тольятти засмеялся. Грамши с недоумением посмотрел на друга.
— Знаешь, когда я впервые услышал эту редкую в твоих устах фразу? Десять лет назад в аудитории Туринского университета на семинаре профессора Джованни Паккьони по римскому праву. Я отстаивал подлинность закона XII таблиц. Ты нагнулся ко мне и тихо сказал: «По-моему, хорошо, Пальми».
Сейчас засмеялся Грамши.
— У профессора Паккьони оказался превосходный слух, он хотел туг же выдворить студента-филолога из аудитории. Потом сменил гнев на милость, однажды даже пригласил на свои лекции.
— У меня добрая память об этом эпизоде,— помолчав, произнес Тольятти.— Именно после него началась наша нескончаемая дискуссия на вечную тему человеческой истории... Прости за лирическое отступление, ты ждешь дополнительной информации о съезде. Обстановка складывается сложная. Формируется, и довольно отчетливо, правая оппозиция, не исключаю возможности раскола.
— Раскол допустить нельзя,— твердо сказал Грамши.— Ты когда освободишься?
— Часа через два.
— Хорошо. Я пока поброжу по Риму.
Он шел, погруженный в свои мысли, и не сразу расслышал, как его окликнули:
— Здравствуйте, дорогой Антонио.
Мужчина выше среднего роста. Широкополая светлая шляпа чуть набекрень. Упрямый подбородок с ямкой, крупный, хорошо очерченный рот, умные карие глаза. Кто-то явно знакомый.
— Неужели не узнаете? — обиженно спросил мужчина.
Язык литературный, но... Чуткое ухо филолога уловило почти незаметный акцепт. И сразу вспомнил... Сотрудник торговой делегации РСФСР в Италии, Александр Николаевич Эрлих, инженер-строитель по профессии, живет и работает в Италии много лет. Женат на итальянке. Очень милая женщина. Как же ее зовут? Инесс? Да, Инесс.
— Здравствуйте, товарищ Эрлих. Рад случайной встрече. Как здоровье Инесс?
— Спасибо, хорошо. Но наша встреча не случайная. Услышал, что вы в Риме. Уделите мне четверть часа, хорошо? Где бы устроиться? Может быть, в кафе?
Они сели за свободный столик.
— Что будете есть? — спросил Эрлих.— Здесь хорошо готовят рагу из кролика. Хотите?