- Оберегать, говоришь? Ну-ну. Я заметила твою бережность. Пару месяцев назад. Вот, не поверишь - прямо в глаза бросалась. За три километра твой нимб светился, и сверху надпись: "Это - Павел. Он благородный рыцарь". Бегущей строкой. И стрелочка на тебя указывает, чтобы никто не ошибся. А я не заметила, думала - просто козёл.
- Не простила? - Отвернулся от плиты, над которой уже колдовал. Пахло умопомрачительно. Или это от голода чудилось?
- А ты считаешь, такое можно простить?
- Не знаю. - Помрачнел. Брови сдвинул. - Брата я не простил. Но ведь общались как-то целых десять лет. И не шибко ссорились.
- Ага. И при первой возможности ты ему насолил. Да как умело-то... В десяточку попал...
- Лен, вот скажи мне, пожалуйста, почему у нас каждый разговор превращается в словесную пикировку, а чаще - в битву. Что бы я тебе ни сказал, ты всегда сопротивляешься, стремишься ляпнуть что угодно, главное - наперекор. Тебе так трудно со мной согласиться? Хотя бы иногда, разнообразия ради?
- Трудно. У тебя, кстати, что-то горит. Будешь кормить меня углями?
Повернулся, что-то перемешал. Выкрутил ручку плиты до упора, три секунды подождал, а потом выключил. От помешиваний снова потрясающе запахло, а желудок предательски заурчал. Вот некстати.
Павел прикинулся, что не заметил (а может, и правда не слышал - загремел тарелками), и вообще замолчал. Я тоже не стремилась продолжить беседу - нужно немного времени, чтобы переварить тонны обрушившейся информации, в голове уложить.
- Ну, угощайся давай. - Он придвинул ко мне тарелку. - Хочешь вина?
- Снова хочешь споить, чтобы проще было договариваться? - Усмехнулась невесело.
- Да я надеюсь, что мы научимся нормально общаться трезвыми. Ты же адекватная девочка. Думаю, сможешь, если очень захотеть. Правда же?
- Смогу, конечно.
- Ну, вот видишь.
- Только не очень хочется.
Он откинулся на спинку стула и начал внимательно меня рассматривать. Будто впервые увидел.
- Ну, смотри сама... - Неожиданно. А где же баталии, а как же поспорить? Мне так не нравится. Чует моё сердце: снова, поганец такой, что-то затевает. - Я, если честно, так соскучился по тебе, что не важно, как ты будешь себя вести...
- Ага. Так скучал, что ни разу не позвонил.
- Значит, и ты по мне скучала? Иначе бы не заметила, что пропал...
- Конечно, вдруг исчезло шило из задницы... Разве такое не заметишь?
- Малыш, так нужно было - на дно залечь. Пришлось отказаться от старого номера и почтового ящика. Шифровался. - Говорит убедительно, а сам поближе пересел: устроился в уголке, ноги вытянул, меня поближе перетянул. Спиной к своей груди прижал, обнял за плечи. А я что? А я тоже соскучилась.
- Разомни плечи, пожалуйста. После дороги все тело разваливается.
- А мне, наоборот, легче стало.
- Сильно тебя приложили?
- Хватило. Предостаточно.
Какое-то время прошло в мирном молчании. Сильные пальцы старательно трудились над сведенными мышцами. Я лишь тихо вздыхала, стараясь не выдать голосом, какой испытываю кайф.
- Так хорошо? - Тихим голосом, и дыхание опаляет кожу.
Ох, накормил, напоил, а теперь соблазняет, что ли? Надо, для приличия, дать отпор, но так не хочется. Скучала по этим рукам. И по голосу. И по тому, как щекочет шею - то ли вздохом, то ли уже губами... И по теплу, которое обволакивает.
- Угу. Да, вот здесь еще посильнее. - Все, лужицей расплылась. И теперь не важен повод, по которому сюда летела, сломя голову. Или это был тоже повод, но только себе не признавалась?
Выяснила, между прочим, что совсем не забыта. По мне, оказывается, тоже скучали... Ах, да... Самое важное мы пропустили. Чем не вариант снова устроить легкую разборку, да заодно и понять - что это было-то?
- Слушай, а с какого рожна ты любовь приплёл? Она тут каким боком?
Очень удобно такие вопросы задавать, когда глаза твои никто не видит. И можно не прятать, как важен вопрос. Ну, конечно, не так чтобы очень... Но лицом к лицу спросить постеснялась бы...
- Почему приплёл? И не сбоку, а очень даже прямо. Как есть, так и сказал.
Не удержалась. Вывернулась из рук и прямо в глаза уставилась. Ни один мускул не дрогнул: смотрит прямо, открыто. Брови слегка приподнял. Будто с вопросом: "Ну, и что ты увидела нового? Убедилась?".
А откуда я теперь знаю, как это - смотреть с любовью? Мне в таких вещах уже сто лет не признавались.