Слюнтяи…
Их власть — дешевый спектакль для тех, кто верит, что пацан с татуировкой “не забуду мать” — страшнее ночи.
Война была объявлена по-простому.
Заготовил три ящика коктейлей Молотова, добавил сахар для вязкости и послал неокрепшие умы в бой.
Первым под удар попал “авторитет” Сизый. Его кирпичная крепость с золотыми шторами вспыхнула как спичка. Немолодая жена с отвисшей силиконовой грудью с криком выпрыгнула со второго этажа.
Её подхватила заботливо натянутая колючая проволока. Женщина висела как кусок мяса, пока огонь лизал её ноги. Мальчик и девочка лет семи — бились в окне пока пластик на стеклах не оплавился.
Их крики слились с воем сирен. Мы заведомо вывели гидранты из строя, оставив соседей тушить пожар плевками.
Второй ночью подвергся атаке особняк Бульдога — бандита, хвастающегося убийством семерых конкурентов по молодости. Мы подожгли гараж с коллекцией ретро-авто, а когда он выбежал в трусах, метнули бутылку в лицо.
Огонь съел глаза.
Он бегал по двору слепой как горящий факел пока не рухнул в бассейн. Вода быстро закипела от бензина.
В особняке ветерана жили преимущественно внуки. Мы подперли двери, оставив открытой только форточку в подвале. Коктейли полетели туда. Они задохнулись раньше, чем сгорели — чёрный дым наполнил легкие. А дед, прикованный к инвалидной коляске, сгорел пытаясь доползти до их комнаты.
В итоге получилось двадцать трупов. Четыре авторитета, их жёны, одна была беременной на восьмом месяце, два старика-родителя и дети в довесок. Большинство хоронили в закрытом гробу.
Выжившие получили ожоги третьей степени, рваные раны от проволоки и психические отклонения — они теперь орут при виде зажигалки.
Идеально…
Я сидел на крыше заброшенной фабрики, пил водичку с газом и смотрел на огни в разных концах города.
Одна мысль, осознание — что выжившие видят в зеркале уже не человеческое лицо, а обугленный кусок мяса с пустыми глазами, заставляет меня смеяться до спазмов в животе. Матери целуют их чудовищные маски, притворяясь будто узнают сыновей, а потом блюют в раковину, шепча моё имя как проклятие.
Естественно, тараканы забегали и занялись поисками негодяя. Поймали парочку моих шестерок и те им разумеется все выложили о дерзком Аркадии. Злые, потерпевшие и осатаневшие стаи уродов рыщут по помойкам мечтая пригвоздить голову “хер знает, что из себя возомнившего юнца” к воротам города.
Рассказать в чем прелесть? Их криминальный рай — пустыня. У них не так много людей и ресурса. Самые жирные крысы давно сожрали друг друга и устранили самых верных боевиков, чтобы не делиться накопленными деньгами и секретами.
И собственно зачем победителям держать много охраны? Всё давно поделено, деньги есть, а с возрастом уже не хочется кидаться под пули и щекотать нервы. Имеет же право человек насладиться тем — что награбил.
Одних закопали в бетонные сваи, других — отправили в кислотные ванны. В живых остались те, кто смог проявить нечеловеческую подлость. Я таких уважаю, но время подтачивает инстинкты и прыть.
Негласные договоренности всех устраивали, многие бывшие враги даже дружили семьями, никто не мог предположить, что вылезет черт из табакерки.
Они уже не те…
Пускают слюни на молодых девчат и дрожат, услышав скрип двери. Они забыли: правила пишутся кровью, а не дрожащими морщинистыми руками.
А вот мои шакалы… Молодые, голодные, безродные и злые.
Они бы сдохли в подворотне, но я дал им цель.
Те, кому нечего терять, могут быть благодарны…
Режут глотки, подрывают машины, насилуют жён врагов и даже не спрашивают почему.
Не просто так у нас запрещены частные военные компании — потрясающий “стартап” скажу я вам. Даже лучше — чем пункты выдачи и службы по доставке еды.
В моих рядах много безрассудных детей, которым нечего терять, они бы и без моей помощи сторчались и сели в тюрьму, а так хоть благому делу послужат.
К тому же всех не пересажаешь — я не позволю, отныне дети — моя частная собственность.
Беспризорникам очень просто выследить маршруты и логова людей.
Каждый ребенок мой радиоуправляемый боевой дрон. Я завожу мальца как механическую игрушку, и он с большим рвением и отдачей идёт на преступление.
Мальчишка двенадцати лет, стучится в дверь. Женщина в фартуке открывает и подъезд заполняет запах пирога и смех телевизора. — Здрасьте, тётенька. Голос мальчика искусственно дрожит.
Она наклоняется и струя перцового баллончика впивается в глаза. Её крик — сигнал для других. Троица сорванцов прыгает через тело, распахивая нож-бабочку.