Я осознал…
Все эти годы — подлости в школе, скучных рефератов, даже та девушка — что бросила меня из-за потёртых кед — все события вели сюда! К этому гаражу и этим псам!
— Да! Вырвалось из самой глубины, где спаса сентиментальная уверенность.
Похоже слишком громко крикнул…
Собаки замерли, повернув кровавые глаза ко мне.
Даже девушка заткнулась…
— Теперь можно принять бой. Ласково произнес Амалиэль, будто победа уже в кармане.
— То есть, как это — в бой? Вот прям драться со стаей собак что ли? Произнес я, глядя на псов, чьи мышцы дрожали как тетива лука.
— Да…
Геройское наваждение рассеялось.
Вернулся липкий страх.
Псы рванули, а я побежал назад — разумеется назад, спотыкаясь о собственный ужас! За спиной — топот, рычание и ядовитая слюна, капающая на землю.
Юноша не успел перевести дух, как первая впилась клыками в лодыжку.
Боль больно ударила по мозгам, он завыл, вырываясь, но челюсти сомкнулись плотно — мясо оторвалось с мокрым чавканьем.
Кровь брызнула на ржавую дверь гаража.
Амалиэль пытался что-то сказать, но голос утонул в рычании второй собаки. Та вцепилась в плечо, тряся головой как аллигатор. Щелчок — ключица треснула. Тимофей упал на спину и мир перевернулся.
Третья укусила за макушку и вырвала клок волос вместе с кожей. Четвертая тем временем — грызла икры на ногах, джинсы с треском порвались.
Боль плясала по нервам. Он катался, отбиваясь культями рук, пока синий огонь не вырвался из ран, как пар из лопнувшего котла.
Вспышка!
Собака на плече взорвалась, осыпая мальчика осколками костей.
Тимофей рефлекторно вскочил и хромая, с рукой, висящей на клочке мышц — поперся в бой!
Это не просто боль! Это откручивание гаек от моего существа!
— Окажи сопротивление! Ревел Амалиэль, но юноша видел только образ бабушки, разгоняющей ворон граблями.
— Бей Тимка, пока огурцы не склевали!
Пятый прыгнул на грудь, но Тимофей схватил глотку окровавленной рукой. Псиная шея без особых усилий сломалась как сухая веточка. Синее пламя заглушало боль и лизало фаланги откушенных пальцев…
Оставшиеся псы навалились гурьбой.
Кусали его в точности, как натравленные псы рвали заключенных в Освенциме.
Одна вцепилась в живот, вырывая кишки.
Другая — в предплечье, откусывая три пальца за раз.
Очередная — с вытекшим глазом, вцепилась в голень, но её Тимофей раздавил, вминая череп в асфальт.
Почувствовав уверенность — руки заметались в стороны как обезумевшие птицы.
Случайный удар по собачьей морде — череп взрывается синим пламенем.
Последняя — царица стаи, размером с теленка — прыгнула на спину, её когти вспороли ребра, обнажив пульсирующее легкое.
Он схватил её за хвост, крутанул и швырнул в стену. Кирпичи осыпались, но хромая тварь выбралась из-под руин.
И сразу рванула к горлу! Тимофей подставил окровавленный обрубок руки и челюсти сомкнулись, дробя кости. Боль выжгла всё — кроме ярости! Свободной рукой он вонзил пальцы в глазницы.
— Гори сука! Выдохнул он и синее пламя пожрало тварь изнутри.
Взрыв!
Кишки, шерсть, ошмётки кожи — всё это залило лицо, словно Ад вырвало на меня…
— Амалиэль! Я ненавижу тебя! Со стороны кишок послышался страшный голос.
Похоже под одержимостью демонов, он имел в виду реального демона…
Тишина…
Тимофея стоял, истекая кровью и потом. Кишки медленно втягивались обратно в туловище, как макароны в рот итальянца. Рваные раны затягивались золотыми нитями. Откушенные пальцы потихоньку отрастали как побеги бамбука.
Меня вырвало…
Желчь жгла горло, но Амалиэль не прекращал бубнить — Ты справился. Это главное.
— Главное!? Я плюнул в лужу где плавало что-то похожее на глазное яблоко. — У меня вместо руки культя!
Он промолчал…
Херов дипломат.
Что касательно девушки — её след простыл.
Домой брел, спотыкаясь о собственные сухожилия. В подъезде оставил кровавый шлейф от двери до лифта…
Соседи точно решат — что ночью резали свиней.
— Может, всё-таки скорую… Пробормотал я, разглядывая в зеркале новую версию себя.
Ухо отгрызено, пальцы на правой руке — обрубки. Одна нога и вовсе на честном слове держится. Но самое жуткое — кровотечение остановилось само по себе… Кое-где ссадины уже выглядят как застарелые шрамы…
Душ смывал тяжесть трудовых будней.
Розовая от крови вода кружилась в сливе, затягивая в трубу маленькие щепотки плоти.