Он — в одноместной палате. Я организовал ей чай и раскладушку, но она сидит на постели и держит его руки. Говорит нам, что всё понимает, но всё равно не устаёт спрашивать — Он умирает? Мы киваем головой, а она просто не может смириться…
Разве можно было вмешиваться?
Сегодня я навещаю и провожаю в последний путь уже супругу. Она лежит на его койке и сжимает в руках мои ладони…
Александра Николаевна, древняя старушка, попросила на ужин необычную рыбу. Пришлось прошерстить город и узнать, что эта рыба, увы, занесена в Красную книгу.
Оставалось лишь замаскировать обычную хорошую селёдку.
Какое же было счастье, когда женщина с аппетитом ела её, приговаривая — Жирненькая, вкусненькая! Ну совсем как в молодости!
Совсем глухая Лидия Ивановна осталась без слухового аппарата — не удалось подобрать. Она не слышит и потому говорит очень много и громко.
Сижу вечерами и слушаю её истории.
Рассказывает она, как и многие старики под занавес жизни, о том, что тревожит душу.
Вот первый раз тебя видит, но сразу про больное — как убили отца, как погиб старший брат, как ей одной было тяжело помогать маме… — признаётся, что было неохота, кается и плачет…
Обнимаемся с ней и прощаемся в воскресенье…
Живут у нас две прекрасные пожилые барышни.
Одна — резвая дама с характером: привыкла мчать по жизни, заводить друзей, путешествовать, альпинизмом заниматься, коней на скаку останавливать, на баяне играть и крепко обнимать.
Другая — скромная, ласковая, тихая и вкусно готовит. Рецептами отказывается делиться, говорит, что фамильный секрет унесёт в могилу.
Жили они, поживали, болели, лежали и поддерживали друг друга. Да так сдружились, что открыли друг другу страшные тайны.
Как оказалось, у них на двоих был один любовник…
И всё они молодые ломали голову — с кем это он пропадает…
И вот наконец встретились соперницы в хосписе…
Решили не разговаривать друг с другом до конца жизни…
Каждая история, посетитель, пациент и гость живут во мне.
Память зацементировалась в сердце — значит, они будут жить, пока жив я.
Правда, есть нюанс… С такой жизнью я рискую в скором времени пополнить ряды пациентов. Но ничего…
Это мой долг и крест. Если я хоть на минуту удачной шуткой или конфетой смогу вызвать улыбку, облегчить участь — значит, день был прожит не зря. Из этих не прожитых зря дней складывается моя жизнь и биография.
Жаль, что мои старания не смогут оценить надолго — мои новоиспечённые друзья умирают в течение месяца. Но и не нужно: не ради похвалы работаю… До конца не знаю почему, но точно уверен — буду, обязан, не брошу!
Единственный мой вечный друг — это бездомная кошка. Как-то пришла с улицы, выбрала себе хозяина и была с ним до последнего часа. А потом, по-видимому, осталась — потому что вкусно кормили.
Радовала гостей своим присутствием и нежным нравом, ластилась и мурчала на старческих коленях.
И вот в один из вечеров она заговорила со мной…
Похоже, зря я от отпуска седьмой год отказываюсь.
Заработался…
- Чистая душа в чёрством мире… Большое везение, что я нашла тебя… Зверь заговорил ласковым умиротворённым женским голосом.
— Ты кто такая и о чём говоришь? Я бы удивился, честно, если бы умел… Профессия слишком сильно деформировала характер и способность выражать эмоции.
— Я ангел сострадания Наталиэль, и я сострадаю тебе в нелёгком ремесле… Кошка прыгнула на колени и свернулась клубком.
— Спасибо, конечно, наверное… Но ситуация странная. Может, я по ошибке наркотический препарат, предназначенный для пациентов, принял?
— Как тебя зовут, о храбрый муж? Почему «муж»? Я же холост… Или так мужчин раньше называли?
- Михаил… Ответил я и зачем-то начал поглаживать кошку…
— Ты сильный — сильнее многих, кого я встречала. Я хочу разделить твою ношу, сделать тебя крепче. Объединив усилия, мы сможем избавить мир от страданий и горечи. Что-то откликнулось в душе при её словах…
— А почему кошка говорит… Задал я неуместный вопрос…
— Извини. Просто новый мир населяет слишком мало сострадающих людей, и моих сил недостаточно для демонстрации обличия… Вздохнула она с сожалением…
— Что ты ответишь мне, Михаил? Готов ли ты принять вызов всем страданиям на свете?
Верите или нет, но я впервые почувствовал себя пациентом хосписа. Мне впервые в жизни стало тяжело, и я впервые захотел, чтобы кто-то взял немного поклажи с моей души…