Перепил, уснул на лавочке и заморозил поясницу…
Легкие тонут в киселе из мокроты, горло запершило так — что жить перехотелось, если кашляну — кусок печени вылетит.
Даже таблетки в кармане нет… Чего и следовало ожидать от иммунитета. Ты постоянно пьешь отраву и толком не ешь, организм ослаблен…
До подвала далеко…
Из ближайшего подъезда выгнали, в поликлинике сказали — Ты не в списках живых… а в ночлежке дали таблетку и попросили тихо уйти…
Заскочить бы в дурку, но там своих девать некуда, в дурдоме людей быстро превращают в овощей, и они гниют на койках в собственных лужах мочи.
Вот, пожалуй, главный минус быть бомжом — ты смертный как муха и всем на тебя насрать, собственно, как и тебе на всех…
Чаще всего бомж умирает в отключке, отрубившимся по пьяни или отравившись суррогатным алкоголем.
Один из неплохих вариантов — ночью во сне. Засыпаешь, словно согреваешься, а утром уже окоченел.
Потом менты составляют протокол и труповозка увозит в морг.
Но раньше или поздно вызывают скорую, а фельдшера бомжей ненавидят, я их понимаю — бухой, вшивый, воняет…
Где клятва, а где зарплата… Они сами наполовину бомжи.
Кое как доковылял до подвала и своих труб, выпил пару глотков из заначки и лег спать… Температура испепеляющая, лоб жарче чем утюг…
Зато умру свободным человеком… Буду лежать тут пока крысы не съедят или жильцы не почувствуют страшную трупную вонь…
Надеюсь моя душа превратится в эфир, и энергия свободны навестит каждого жителя четырехэтажки.
Жаль мне вас — рабов своих желаний.
Я в отличии от вас умру свободным человеком…
Федька-философ как-то говорил: смерть — единственный работодатель, который платит авансом…
— Умирать необязательно… Медный голос в голове…
Вот и горячка…
— Ты свободен от телесных мук и недугов… Продолжил он…
Вот тут уже возникло два состояния… Облегчения от того — что температуру как рукой сняло и страх…
Что тут происходит!?
Глава 17
Тень на стене изгибалась, как петля на шее повешенного.
Аркадий щурился, вглядываясь в её расплывчатые контуры и затягивался сигаретой до хрипа.
После сделки с демоном, рака легких можно не бояться…
Дым клубился в форме вопросительного знака, будто сама вселенная допытывалась у него о смысле бытия…
— Плохо… Какое смешное словечко…
Усмехнулся он, обращаясь к тени как к старому армейскому товарищу. –
— Кто его выдумал? Какой-то трус, не сумевший отстоять кусок мяса и любимую женщину? Или хитрец, понявший, что проще запретить другим кусаться, чем самому отращивать клыки?
Ставленник Абаддона сжал кулак — чувствуя, как костяшки наливаются свинцовой тяжестью.
— Ломать нос куда честнее, чем калечить душу проповедями о добре. Проговорил он, вспоминая последнего мальчишку в подворотне: хруст хряща, алый фонтан из ноздрей, а в глазах страх…
Смотреть в такие глаза приятнее — чем в очи любимой женщины во время секса.
Боль — универсальный международный язык.
— Снова играешь в бога… Прошипела тень, сливаясь с пятнами плесени на стене.
— Абаддон сукин сын, вот ответь, как одна из его основных составляющих — Разве он не играет в нас?
Создал мир, где волк извиняется перед овцой, где львы молятся в церквях, а овцы учат их морали.
Юноша мог позволить себе фамильярности с архидемоном.
Аркадий знал: Абаддон ценил его не за поклоны, а за то, что в его жилах текла та же ядовитая грязь, что и в реках преисподней.
Люди плодят законы, как крысы блох — чтобы чесать свою совесть.
В животном мире слабый становится удобрением для сильного. А здесь? Почему у человека всё верх ногами.
Зачем слабых лелеют, кормят байками о “правах” и позволяют плодить себе подобных…
Рецессивных…
Аркаша выдохнул ядовитый дым с отвращением…
В кармане зашевелился ножик…
Старый и верный, вернее, чем все его прихвостни вместе взятые.
Юноша провел пальцем по острию — капля крови смешалась с ржавчиной.
— Боль — это правда… её трудно симулировать… а доброта — сладкий яд, превращающий людей в говорящих кукол… Их глаза пустые.
Я же… заставлю их чувствовать…
Где-то вдали завыла сирена милиции. Аркадий улыбнулся, представив, как эти звуки станут гимном его нового порядка.
Охх и веселое же вас время ожидает…
— Моя конституция будет писаться не чернилами, а кровью… Пообещал он себе, а тень за его спиной удовлетворенно вытянулась.