Лучше бы меня поскорее убили… Чем моё существование обернется для мира?
Глава 18
Отныне я убийца, изгой общества, неподконтрольный человек в системе.
С такими никто не водится и опасаются. Новая жизнь грозит трудностями… Человек стадное животное, ему нужен слушатель.
Даже заядлый алкаш отказывается пить в одиночку…
Оставь его наедине со своими тараканами — те прогрызут череп, как термины древесную кору, и мозги потекут ржавой струйкой по шее вниз.
Повезло что Рагуил не против выслушать моё нытье… Его крылья — скрижали с выжженными законами, глаза — два прорубленных окна в светлое будущее.
— Говори. Проскрипел он, звук голоса напомнил мне скрежет ножа о кость… — Ты всё еще ищешь ответы?
Справедливость… Слово, вырванное из детских сказок и брошенное гнить на помойке истории. В кино злодей закономерно получает по заслугам и падает с крыши под аплодисменты.
В жизни как обычно всё по-другому…
Он покупает особняк, а ты ползешь к его порогу, стирая колени в кровь и умоляешь выпустить дочь, которую они одолжили на выходные…
— Знаешь почему в реальности побеждает злодей? Я развел руками будто распиная себя на кресте… — Он не боиться запачкать душу. Моральному человеку достаточно одного пятнышка на белоснежном платье, и она уже не невеста, а злодею всё равно — у него прачка в министерстве сидит.
Честному человеку трудно подстраиваться под реалии современного общества.
Твою жену изнасиловали? — Засунь в рот платок, чтобы не кричала во сне и скажи насильнику спасибо — что выбрал её. Уважаемый человек оставил автограф на её теле, кто знает, может быть со временем она вырастет в цене?
Сын размазан по асфальту пьяным водителем? Вытри слезы бумажным полотенцем и пока молодые — рожайте с супругой нового. Он в отличии от тебя торопился по важным делам — в сауну.
Глотай горе, как беззубая старуха — манную кашу.
— Сопротивляешься? С моих губ посыпался пепел…
Если ты маленький, жалкий, незаметный со средней зарплатой гражданин вздумаешь сопротивляться и искать справедливости — будешь кровью ссать от опущенных почек. Над тобой будут смеяться даже близкие друзья и соседи.
— Тебе больше остальных надо? Язвительно спросят они.
Терпи, скули и надейся, что Бог их накажет!
— Где же Бог? Спросил я пустоту, царапая штукатурку ну стене.
— Господь? Рагуил разорвал себе грудь, показав вместо сердца черную дуру. — Он разбился вдребезги, когда люди молились о справедливости.
Может быть карма? — Сказка для слабаков.
Убийцы стареют в замках, обливая седины шампанским и сжимая в руке девичью грудь. Их дети смеются, рисуя фломастером на холстах галерей.
А ты…
Ты — пёс, который десятилетиями грызёт свои болячки и ждет возмездия из воздуха.
— На кого надеяться? Спросил Рагуил и вонзил мне в грудь проржавевший клинок справедливости… Как давно им не пользовались…
— На нас. Выдохнул я, чувствуя, как яд правды разъедает вены. — Мы суд без масок и адвокатов. Справедливость, которую выбросили на свалку. Я — зеркало, демонстрирующее людям своё уродство.
И тогда ангел прошептал то — от чего замолкли все тараканы в моей голове.
— Ты не убийца. Ты похоронный звон. Иди. Звони.
С таким напарником и друзей не надо…
Ангел сильно удивлен тому как у нас обстоят дела. Его крылья отбрасывали тени в форме виселиц.
— Раньше люди знали цену крови. Звенящий голос…
— Убийцу вешали на перекрестке дорог, чтобы вороны клевали его грехи. Вору отрубали руку — не для боли, а как предостережение для других. А насильника… Он резко повернулся ко мне, в глазах заплясали отражения костров инквизиции…
Я понял Рагуила без слов.
Я ответил, просматривая статьи в интернете. — Теперь всё немножко изменилось. За тяжкое преступление человека сажают в камеру с кондиционером, где он пишет мемуары между групповухами. А через пять лет выпускают с новыми зубами, паспортом и старыми привычками.
Ангел посмотреть на меня как на дурака. Один раз я пытался показать ему книжку, где жирным шрифтом сияло «права человека». Он попросил поджечь её газовой горелкой…
— Вы перепутали милосердие с трусостью. Ваше человеколюбие — гнойник, который вы называете прогрессивным обществом. И ведь не возразишь…
Мы шли по улицам города-трупа. Неоновые вывески светятся как прожектора концлагеря.