Мирный Обыватель понял, что стал Семёновым, воспользовался свободой и быстро рассказал историю двух последних убийств. Следователь записал всё, но и тут не поверил виновности Рэвенжа, отказался арестовать.
*
Холодок из желудка исчезает, криво перегнувшийся по скале циферблат, так долго удерживаемый перед глазами - тает. Гулкая пустота, давно выдолбленная в голове неутомимым дятлом, заполняется нормальным шумом, обыденными мыслями, среди которых одна тревожит сильнее всего, и заставляет идти во вторую комнату. После ухода милиции и следователя сверхреальность исчезает, позволив Семёнову осознать, что случилось самое худшее:
- Снова приперся СЮР, глупый и настырный. Значит, Катя ошиблась, и я схожу с ума по-настоящему...
Любимая женщина сидит и курит очередную сигарету. Геннадий Петрович садится напротив.
- Тебя оставили? Как это называется, подписка о невыезде?
- Около того. Ты на меня сердишься?
- А ты как думаешь, тихушник? Попёрся в ментовку! Сдаваться он решил! А я? А обо мне ты подумал? Да ты...
Замечательные глаза делаются такими прозрачными, что в них не удерживается слезинка и выкатывается наружу. Это никак нельзя оставить без последствий, и Семёнов хватает жену в охапку, начинает целовать. Катя вырывается, но где слабой женщине совладать с мужиком! Ее уносят на постель, сдирают халат, и ...
Геннадий Петрович не спешит, бережно собирает слезинки в уголках любимых глаз, обстоятельно стирает лаской допущенные им промахи и нанесенные ей обиды. Уже по силе и длительности совместного блаженства понятно, как много пережито ими сегодня. Семёнов целует ладошку:
- Я тебя люблю!
- Приятно, когда тебя берет любимый мужчина... Кажется, я понимаю мазохистов!
Оба хохочут, наслаждаясь счастьем уединения. Потом ужинают обедом, который так и простоял на столе нетронутым. Семёнов надевает костюм для пробежек, завязывает шнурки кроссовок, целует жену в щеку.
- Зачем ты пошел в милицию признаваться?
- Не я, Рэвенж. Дошел со мной до горотдела, поскандалил с дежурным и написал заявление от своего имени. А потом он меня бросил в отделении, сбежал, негодяй, забрав все воспоминания.
Катя качает головой. В глазах мужа нет огонька безумия, но слова и поведение... Она упустила нечто важное?
- Ладно, пойду, пробегусь!
И Семёнов спускается по лестнице, в холле машет рукой дежурному. Ему, крепкому сибиряку, бывшему Мирному Обывателю, осталось совсем немного - забыть о свершенных не им преступлениях. А потому - прочь со знакомого маршрута вдоль депо, где все напоминает о подготовке к мести!
*
(57-й день следствия)
Дело мстящих амазонок
Последний эпизод, с явкой в милицию, убедил следователя в виновности Семёнова. Тот был, как минимум, соучастником, если не организатором убийств. Детально описать героя, не видя его? Невозможно. Подготовка к убийству, путь на место преступления, само описание убийства - всё выглядело логично, связно и убедительно. Следственный эксперимент напрашивался.
Но рукопись поразила Раритета картиной эмоциональных бурь, терзавших убийцу. В целом суховатый, даже скупой слог автора внезапно становился сочным, образным. В нем появлялись слова, давным-давно не используемые современной литературой и, тем более, в быту.
Архаизмы, типичные для Гоголя или Батюшкова, но никак не писателя двадцать первого века, проникали под толстую шкуру Долгова, специалиста по убийствам. Он временами сочувствовал герою, но вспоминал, чье творение лежит перед ним, и снова черствел.
Прокурор Тинаев выслушал друга по телефону, согласился обсудить вопрос в личной встрече. Назавтра следователь Долгов вернулся из Усолья, подал рапорт Ульянову, начальнику следственного отделения, и тот продлил процессуальный срок по делу "Мстящих амазонок".
- На месяц, как положено. Попробуй не успеть!
*
Вечером в кабинете прокурора старые приятели открыли бутылку "Пшеничной":
- Леша, я добью дело. Ты получишь убийцу на блюдечке с голубой каёмочкой.
Выпили за это. Потолковали о других делах. Повозмущались кретинизмом власть предержащих, обругали очередную реформу следствия, выпили еще.
- За талантливый и въедливых следаков, которые умеют работать!
После третьей обсудили вариант следственного эксперимента и сформулировали устную задачу психиатрам. Тинаев пожаловался, как его заморочил долбаный переконтроль. Поклялся, что раз он сам следачил, то никакие реформы не разрушат его дружбы с Иваном, хотя реальное месилово между Следственным Комитетом и Прокуратурой уже началось. Поржали над Долговской версией аббревиатуры СО СУ СК. Допили последнее.