- Здравствуйте. Муж рассказывал обо мне?
- Увы, нет. Но я несколько раз был свидетелем его переживаний и в общих чертах представляю ваши взаимоотношения...
- Узнаю мужа - даже от вас старается скрыть, что только можно. Ну, неважно. Вы понимаете, Рэвенж, что я люблю Мирного Обывателя?
- Да, мэм. Это неудивительно. Такого человека нельзя не любить.
Мне ли не помнить, как русский создавал достоверные места наших встреч, а особенно уроков? Но ей это неинтересно. Кэт волнуется не за прошлое и будущее мужа, а за настоящее:
- Его подозревают в трех убийствах... Он рассказывает такие подробности, что у милиции глаза горят от восторга! - Катя не плачет, но страдание искажает лицо и заставляет дрожать губы
- Он их не совершал. Уж я-то знаю, - успокоить ее не получается, приходится предлагать помощь. - Что я могу сделать для него и для вас, мэм?
У нее мгновенно исчезает волнение, голос становится ровным, глубоким - никаких признаков сырости. Передо мной специалист, знающий свое дело:
- Ваше присутствие в сознании мужа выглядит, как признак шизофрении.
Щегольнуть образованностью не грех, и я соглашаюсь, высказывая собственное мнение о неприятной болезни. Кэт с улыбкой спрашивает, готов ли я покинуть сознание Мирного Обывателя, когда всё закончится.
- Безусловно, можете мне верить. Но я заметил следы третьей личности, понимаете меня, мэм?
- Не волнуйтесь, это не то, что вы думаете, - успокаивает меня женщина, - её нет уже, и больше не будет. Вам не сложно во время психиатрической экспертизы участвовать в беседе с врачом, когда надо? И обязательно представляться.
- Почему нет? Конечно, - охотно соглашаюсь я, - но русский не даст. Он упрямый человек, хочет доказать собственное право на казнь.
Наш разговор оживляется. Кате приятно слышать добрые слова о муже. Похвально, что в нем проснулся такой решительный и волевой мужик, но зачем дурить-то? Его жена гораздо умнее или тоньше, гибче - я не знаю, какой термин больше подходит для её определения. Но она соглашается, что виновен тот, кто казнил. То бишь я, Рэвенж. Разумеется, русский должен помалкивать, когда я стану беседовать с психиатром. И наоборот, я нем, когда он отвечает.
Мы довольны встречей и ее результатом. Катя обещает вразумить мужа, чтобы соблюдал договоренность о появлении меня или его, в зависимости от ситуации и от вопросов. Напоследок целует меня в щеку, шутит:
- Не была бы замужем, влюбилась в вас, непременно!
Я галантно прикладываюсь к ее изящной ручке:
- Не был бы женат, не устоял бы, Кэт.
*
Мирный Обыватель выскакивает, обнимает жену, но краем сознания перехватывает меня:
- Ну?
- На меня можешь положиться, - прощаюсь с ним я.
И тихо подсказываю: "Будь настороже!" Я опознал голос, фоном звучавший по ночам в последние дни. Кэт, она следила за нами, когда мы готовили последнюю месть. Отзвуки её шепота дали свободу СЮРу. Но что тот обрёл силу - вина Семёнова.
- Не рассопливайся, не будь Мирным Обывателем!
Русский вспыхнул, но мгновенно осознал своё ребячество, остыл. Я примирительно хлопнул его по плечу и подбодрил, давая понять, что воспитание закончено:
- Кто предупреждён, тот вооружен. Пора тебе, парень, взрослеть окончательно. Не вздумай жену винить, что с СЮРом накосячила. Не хрен самому клювом щелкать... Муж несёт ответственность за всё.
Глава тридцать вторая
(73-й день)
Доктор с бородкой обходителен, вежлив. Еще двое сидят чуть поодаль. Помощники, видимо. Но говорит только вальяжный, с бородкой.
- ... вы в СЮРе всё можете? Это не в силах даже Творец...
- Дяденька с небес - не Творец, он выдумка слабых. Душа, вот главный орган для связи с Творцом.
Доктор заинтересованно выслушивает, снова спрашивает:
- Кем вам приходится Рэвенж Бред? Мститель, да-да...
И делает пометки, что наемный убийца не существует, что это плод воображения. Семёнов разумно рассуждает, что Рэвенж всего лишь мечта о мести:
- ...потому и запало это слово. Хорошее, рычащее, жестокое. Я подумал - как здорово, если бы он был. А он стал живым, настоящим. Знаете, когда я начал писать, что он вытворял, мне стало много легче. Жаль, что вы не можете прочитать мой детектив...
- Этот? - Доктор вынимает из стола изрядно потертую общую тетрадь, в которой Геннадий Петрович опознает свою рукопись.
- Вы мне её вернёте? Я хочу дописать, как он будет вести себя в Оклахома-сити...
- Скажите, Генадий Петрович, он вас заставляет что-либо делать?